Воевода Дикого поля - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Агалаков cтр.№ 89

– Не всё отыскали, – сказал атаман. – Утром еще разок попытаем удачу.

Ему и другим уже подавали кашу со свининой. Ни одного огонька не было на берегу. Костры затоптали. Часть казаков улеглись на дне стругов, часть остались под обрывом. Можно было наконец-то вытянуть ноги и отоспаться по-человечески. Когда над Волгой поднялась луна и рассыпала зыбкое серебро по реке, лагерь уже мирно похрапывал. И только сторожевые Степка Барин и Громовой, кутаясь в шубы, зорко вглядывались в степь.

А Тимохе не спалось. Правда, заснул он на полчаса, но в его коротком сне неожиданно выплыло страшное рябое лицо казака Белуги, приблизилось к нему и, открыв рот, издало чудовищный вопль. В одно мгновение, вскрикнув, Тимоха сел, уставившись на спящую реку.

– Спи, строитель, – сонно окрикнул его Белуга. – Даже во сне трещишь! Смотри, рот-то зашью тебе, – уже вновь засыпая, бормотал он, – помычишь тогда у меня…

Тимоха отдышался не сразу. И больше уже глаз не сомкнул. Но что-то еще не давало ему покоя. Не сразу, но сообразил наконец – что. Он лег и приложил ухо к голой холодной земле. Далекий и едва ясный перестук коснулся его слуха. Тимоха хмурился и слушал, и вновь хмурился. А затем залез на обрыв, где зевали дозорные.

Тимоха присмотрелся к голой степи: только черная пустыня да ночное серое небо.

– Чего не спится? – спросил Степка Барин. – Дрых бы.

Тимоха поежился.

– Да не спится вот… – Он решился и подошел ближе: – Я топот слышу.

– Какой еще топот?

– Конский. Слух у меня шибко хороший…

– Да ну? – насторожился второй казак по кличке Громовой.

– А вы, казачки, приложите ухо к земле-то, – посоветовал Тимофей.

Степка Барин недовольно покачал головой, но все же не поленился: опустился на колени, приложил ухо к степной траве.

– Ничего не слышу – иди спи!

Тимоха вновь приник ухом к земле:

– Слышу, ей-богу, слышу! Теперь ближе!

Оба казака встали, зло уставились в ночную степь. Они стояли и смотрели в темноту, а Тимоха слышал теперь, как часто билось его сердце… И тогда все трое увидели там, в глубине степи, легкое движение. Черная туча двигалась к ним.

– Святые угодники! – только и прошептал Степка Барин. – Матерь-заступница! Громовой, фитиль! Фитиль!!

Сухо щелкнуло огниво, еще раз. У первой пушки запылал фитиль, затем и у второй.

– Мама, мамочка, – бормотал, отступая, Тимоха. – Господи Иисусе! Прав я оказался!..

Только тут Степка Барин догадался: поднял с земли тяжелую пищаль и, вскинув ее, выстрелил вверх.

– Ногайцы! – взревел он. – Ногайцы, братцы! Сюда!!

Тимоха даже присел от грома. А впереди, все четче разделяясь на отдельные тени, колыхалась приближающаяся туча. Уже был слышен топот копыт сотни лошадей, а то и поболее, сдержанное улюлюканье. Но другой гром, настоящий, буквально оглушил Тимоху. Пальнула одна пушка, за ней – вторая. В самую гущу надвигающейся тучи. С берега было видно, как рвется на части она, бледнеет. Смяла картечь вражеский центр – раздробила, порвала. На фоне ночного неба уже видно было, как одни лошади с седоками перелетают через других, как их топчут третьи и четвертые, и падают сами в эту гущу. Половина оставшихся в живых ногайцев, не ожидая подобного отпора, уже разворачивала коней и неслась назад. Только самые храбрые, с луками наперевес, решились-таки атаковать лютого врага – волжских разбойников. А казаки, продрав глаза, очумевшие от скорого подъема, уже лезли на обрывистый берег, укладывали на него пищали, взбирались сами.

И когда с полсотни ногайцев молнией долетели до берега, три десятка стволов, на фоне серебристой от луны Волги, уже глядело в их сторону. И даже ветер, задувая с правого берега, готов был помочь свинцу.

Казаки стреляли с колена, для верности. Залп, полыхнув огнем, свалил половину отчаянных, но с десяток стрел дошел-таки до цели. Тимоха, так и сидевший на краю обрыва, увидел, как попятился на него дозорный казак Степка Барин, а потом повалился навзничь – две стрелы торчали из его груди. Он пытался ухватить их, сломать, но скрюченные пальцы не слушались, а каблуки сапог то и дело упирались в траву. Еще двое казаков, сраженные стрелами, спиной полетели с обрыва. Кто-то выл, хватаясь за простреленное плечо.

Но недаром казаки взяли с собой по две пищали на брата. И не зря атаман Богдан Барбоша приказал держать их заряженными и проверил каждого из бойцов. Громыхнул второй залп, попятились ногайские кони, теряя своих хозяев. А казаки уже брались за копья и сабли.

Лишь несколько ногайцев успели прорваться к берегу; первый полоснул саблей одного из казаков по лицу, но копье другого казака прошило его насквозь, вытолкнуло из седла. Еще одни ногаец оказался над Тимохой, тихо сидевшим у края низкого обрыва.

Ногаец склонился над ним, отчаянно замахнулся.

– Мамочки! Богородица, пресвятая заступница! За что ж это?! – завопил фортификатор, оттолкнулся ногами, как лягушонок, пытающийся улизнуть из-под клюва хищной птицы, и полетел вниз – на прибрежный песок. Сабля успела только воздух рассечь перед самым его носом. Все, что он увидел, так это лишь черную морду лошади, похожую на морду самого дьявола, да лицо ногайца, уже пустое – потому как обрушился казацкий топор ровнехонько на его бритое темя. Ногаец вывалился из седла и угодил с того же обрыва прямо на Тимоху. И когда кровь из рассеченной головы ударила строителю в нос, тот, горько охнув, потерял сознание.

Тимоха очнулся, когда его тащили из-под ногайца. На фоне ночного неба выплыла грозная фигура в высокой шапке.

– Живой? – услышал он знакомый голос.

– Кажись, живой, – произнес над головой Тимохи тот, кто только что освободил его.

– А кровь чья? – спросил грозный человек.

– Да нехристя кровь-то, – усмехнулся казак.

Вопрошавшим был атаман Богдан Барбоша, второго Тимоха тоже узнал по голосу – дозорный Громовой.

– Спасибо тебе, строитель, – усмехнулся атаман. Он протянул Тимохе руку, помог ему, едва живому, подняться. – Отныне все мы – твои должники.

– Жить долго будешь, – рассмеялся Громовой, хлопнув Тимоху по плечу.

А Барбоша уже поторапливал казаков:

– Поживее, други! Кто знает, сколько этой сволочи тут еще бродит?! Поживее! В стругах, калачиком отоспитесь!

Тимоха огляделся. Казаки грузили поклажу в струги. Старшие раздавали команды.

– Лошадок жаль бросать, ах, как жаль! – горевал, едва не плача, Белуга. – Целый табун освободился! А ведь каждая – ветер!

Атман задумался.

– Вот что, Белуга, подбитых лошадей распотрошить и взять с собой. Сколько сможешь. Табун не возьмем, так хоть конины свежей в Урочище самарском наедимся до отвала! Да не медли. Отплывать надо. А за добром потом вернемся…