Вайделот - читать онлайн книгу. Автор: Виталий Гладкий cтр.№ 31

Возле храма Прауримы надолго воцарилась тишина, которую нарушали лишь порывы ветра и неумолчный гомон прибоя. Заметив, что жрица ушла, Скуманд вернулся; он хотел что-то спросить, но Павила повелительно поднял руку – помолчи! Спустя какое-то время раздалось тихое пение и в храмовой ограде, словно из-под земли, появились вайделотки. В своих длинных белых одеждах они, казалось, не шли, а плыли над землей, не касаясь ее ногами. Жрицы приблизились к юноше и вайделоту и надели им на головы венки, искусно сплетенные из поздних осенних цветов и пожелтевших листьев. А затем, все так же напевая какую-то тягучую, заунывную мелодию, повели их в храм.

Скуманду казалось, что он спит и ему снится Ирий. Юные жрицы были божественно прекрасны! Ни одна из девушек племени дайнавов не могла сравниться с ними ни по красоте, ни по грациозности. Огонь юношеской влюбленности, который уже давно горел (скорее тлел) в груди молодого человека, не в состоянии вырваться наружу по причине строгих запретов Павилы, полыхнул с такой силой, что кожа на теле мигом стала горячей, будто он заболел какой-нибудь тяжелой болезнью.

Наверное, вайделотки понимали состояние Скуманда, потому что начали лукаво переглядываться, несмотря на торжественность момента. Высокий, статный юноша с гривой волнистых русых волос любой из них мог быть желанным и любимым мужем. Даже строгое служение Прауриме не могло убить в юных жрицах мощное женское начало, властно требовавшее мужской любви. Девушки взглядами ласкали юношу, отчего ему стало не по себе. Он покраснел, как вареный рак, и едва не упал, споткнувшись о порог храма. Павила и Скуманд вошли в помещение храма, а юные жрицы, склонив головы, начали пятиться назад, пока не оказались за оградой святилища. Внутреннее убранство храма богини Прауримы впечатляло. В глубине святилища, на возвышении, стоял идол хранительницы домашнего очага. Искусный резчик вырезал из мореного дуба лицо и руки Прауримы, а тело, представлявшее собой толстый дубовый ствол, обложенный камнями для устойчивости, было одето в белые одежды.

На шее богини висело янтарное ожерелье из крупных необработанных кусков «солнечного» камня, длинная туника была подпоясана золотым поясом, а в руках Праурима держала две каменные ступки, в которых горели крохотные огоньки.

Напротив идола богини стоял высокий гранитный камень, грубо отесанный в виде куба, с чашевидным углублением наверху, в котором горел Вечный Знич. Это был жертвенник. По стенам храма были развешаны вырезанные из дерева и раскрашенные лики богов и богинь, ближе к потолку светились начищенной бронзой изображения солнца и луны, а над ними сверкала россыпь серебряных звезд. В помещении царил полумрак, лишь немного подсвеченный двумя узкими и длинными оконцами, в которые были вставлены полупрозрачные пластинки слюды.

Павила подошел к Вечному Зничу и совершил жертвоприношение – бросил в огонь жменю ржи, несколько тонких кусочков вяленого (скорее сухого) мяса и подлил немного меда из крохотного глиняного сосудика. Прочитав при этом короткую молитву, обращенную к Прауриме, он вернулся к Скуманду, которого оставил у массивных входных дверей. Юноша с восхищением рассматривал узоры, образованные древесными волокнами. Ему приходилось видеть поделки из карельской березы, но они были небольшими, а здесь – целая картина из широких досок, тщательно подогнанных и полированных.

Скуманд знал, что древесиной этого очень редкого дерева торговало лесное племя корелов. Она очень высоко ценилась, потому что не пересыхала, отчего по любому дереву обычно шли трещины, не гнила, была красивой, прочной, и считалось, что изготовленные из нее вещи могли служить вечно.

Какое-то время они стояли тихо и неподвижно; Павила не без внутреннего трепета (с чего бы?) ждал появления Гиватты, а Скуманда заворожила атмосфера храма и тревожные всполохи Священного Огня. Но вот неподвижный воздух колыхнулся, и в храм вошла жрица. Она приблизилась к жертвеннику, провела над ним рукой, и Знич неожиданно вспыхнул голубоватым пламенем. Ярче засверкали солнце, луна и звезды под потолком, белая туника вайделотки засветилась, сделав ее фигуру призрачной, а темное лицо идола, казалось, ожило, чему поспособствовали вставленные вместо глаз светлые полированные кусочки янтаря, в которых заплясали огоньки Вечного Знича.

Скуманд смотрел на нее во все глаза. Гиватта, постояв какое-то время неподвижно, начала двигаться, при этом она точно так же «плыла» над каменным полом храма, как прежде юные жрицы; создавалось впечатление, что вайделотка не переступала ногами, а летела. При этом ее тело оставалось неподвижным, лишь одеяние начало развеваться, словно в храме подул ветер.

А затем Гиватта запела. Это была странная, дикая песня, в которой преобладали резкие, скрежещущие звуки, временами переходящие в волчий вой. Голос у жрицы был высокий, мощный, он заполнил помещение храма до самого потолка, и спустя небольшой промежуток времени сердце Скуманда заколотилось в груди со страшной силой и ему почудилось, что в жилах забурлила кровь, нагретая до кипения.

Примерно так же чувствовал себя и Павила. Но в отличие от юноши он знал, что происходит. Чтобы усилить воздействие рун и расположить к себе Прауриму, Гиватта исполняла «зейд» – магический ритуал, включающий в себя древнюю «злую» песню, смысл слов которой не знали даже самые старые вайделоты, и танец. Не каждой святой деве была дана способность гадать по рунам и не каждая могла исполнить «зейд», но Гиватта-Дайниди принадлежала к старинному роду, из которого вышло много вайделотов (один из них был даже криве-кривайто), поэтому знала магические ритуалы, канувшие в пропасть времен.

Гиватта танцевала. Она все быстрее и быстрее кружилась вокруг жертвенника, и в какой-то момент у Скуманда от ее движений все поплыло перед глазами. Испугавшись, что может потерять сознание, он больно ущипнул себя за бок и от боли начал соображать гораздо лучше. Наконец жрица завертелась, как волчок, и упала на пол; вернее, не упала, а быстро, но плавно опустилась на пол и замерла перед идолом Прауримы, положив голову, увенчанную золотым венком, на скрещенные руки. Онатяжело дышала, ее глаза были закрыты, а губы шептали какую-то молитву.

Павила тяжело перевел дух и с надеждой подумал: «Свершилось! Кажись, Праурима не возражает против гадания…» Старый, видавший виды вайделот знал, что иногда «зейд» заканчивался обмороком жрицы, и тогда ни о каком гадании не могло идти речи. Потеря сознания была предупреждением, что богиня не в духе и не склонна терпеть магический ритуал.

Но вот Гиватта пошевелилась, открыла глаза, и из ее груди вырвался тихий стон. Видно было, что «зейд» дался ей тяжело. Она начала подниматься, но медленно, с видимым усилием, словно древняя старуха, и Скуманд едва не бросился ей помогать, но вайделот схватил его за рукав и грозно сдвинул брови: «Нельзя!»

Жрица встала и взяла в руки мешочек с рунами, который лежал на квадратном куске белой холстины возле идола Прауримы. Видимо, все принадлежности для гадания приготовили вайделотки, украсившие головы Павилы и Скуманда венками. Несколько раз перетряхнув содержимое мешочка, она засунула туда руку, достала полную жменю рун и бросила их на холстину.

Скуманду доводилось видеть гадание на рунах. В их селении было несколько женщин-гадалок (их называли волюрами), которые чаще всего предсказывали судьбу воинам, отправлявшимся в поход. Обычно их толкование рун было весьма туманным: то ли будет, то ли нет, то ли вернешься с победой, то ли погибнешь на поле брани и улетишь в Ирий. Но почему-то после этих гаданий у воинов поднималось настроение, словно волюры предсказали им победу, хотя это было не совсем так. Поднабравшись разнообразных знаний под руководством Павилы, юноша в конечном итоге сообразил, почему так происходит: человек, которому предстоит сражаться не на жизнь, а насмерть, непроизвольно отбрасывает все ужасные намеки гадалок и близко воспринимает только добрые пророчества.