Очерки теории идеологий - читать онлайн книгу. Автор: Глеб Мусихин cтр.№ 24

В критике релятивизма Штраус был не одинок. О релятивизме как основной болезни общества писали после Второй мировой войны многие консервативные авторы [24] . Для представителей консервативного направления мысли было очевидно, что идеи имеют последствия, поэтому значительная доля ответственности за моральные и политические катастрофы первой половины XX века возлагалась ими на искушение, которому поддалось западное общество, увлекшись ложными (с точки зрения консерваторов) философскими доктринами.

Помимо «философского консерватизма» еще одним направлением консервативной мысли, уделявшим особое внимание «ошибочным» идеям, был американский неоконсерватизм. В связи с этим представляют особый интерес взгляды раннего Д. Белла, который был одним из немногих консервативных авторов, непосредственно выступивших против постмодернизма. По мнению Белла, постмодернизм следует рассматривать как продукт культурной революции 1960-х годов и одновременно как продолжение основной линии модернизма [Bell, 1976, р. 46–54], который характеризовался особой «культурной чувствительностью», состоявшей в отказе признавать ограничения и одновременной жажде непрерывных перемен. Подобный модернистский дух, с точки зрения Белла, несет ответственность за подрыв традиционных нравственных и социальных ценностей на рубеже XIX–XX веков. Отличие же постмодернизма в том, что он еще радикальнее и тотальнее настроен в своей борьбе с традиционализмом. Если модернистский радикальный антитрадиционализм ограничивался сферами искусства и воображения, то постмодернизм поставил под сомнение весь общественный порядок и нравственность. Кроме того, если истинный модернизм оставался делом достаточно элитарным, то постмодернизм, взрывая все границы, понес контркультурный пафос в массы.

Следует отметить, что американский неоконсерватизм регулярно обращался к интеллектуальному наследию Лео Штрауса, критикуя пагубные (с точки зрения неоконсерваторов) интеллектуальные тенденции современности, имеющие опасные социальные, политические и даже экономические последствия [25] . И хотя система аргументации у различных консервативных авторов могла быть очень разнообразной, все они сходились в том, что культурные тенденции 1960-х годов несли угрозу всей западной цивилизации.

Особую остроту консервативная критика культурной и нравственной деградации общества приобрела в 1980-е годы, когда правые политические силы перешли в наступление на государство всеобщего благоденствия, породив знаменитый исторический феномен «консервативной волны». Примечательно, что если сам Штраус был крайне осторожен в привнесении своих философских взглядов в реальную политику (особенно это относится к очевидной антидемократичности штраусовского государства), его последователи выражали свою позицию смелее, не боясь вступить в конфронтацию с демократическим культурным трендом второй половины XX века. Во многом благодаря этому обстоятельству критика релятивизма и постмодернизма, которая долгое время игнорировалась некосерваторами, в 1980-е годы вышла на первый план идеологических столкновений [26] .

Показательна в этом смысле дискуссия, развернувшаяся вокруг путей развития образования на Западе. Именно постмодернизм последователи Штрауса выделяли в качестве основной угрозы традиционной системе образования, особенно ополчившись против знаменитого принципа деконструкции, который ведет к «отказу от истины во имя философии, когда творчество переводчика важнее, чем текст», в результате все замыкается на интерпретаторах, «которые говорят, что нет ни текста, ни реальности, этим текстом описываемой» [Bloom, 1987, р. 379].

Эта дискуссия вышла за рамки сугубо интеллектуального спора, так как консерваторы осуждали ученых, занимающихся проектом «разоблачения фасада объективности» [D'Souza, 1991, р. 157] не только с чисто эпистемологических позиций. Подобная «интеллектуальная эквилибристика» только усиливала моральный релятивизм. Так, один из американских профессоров выразил озабоченность, узнав, что не все студенты считают виновных в Холокосте носителями морального зла [Wilson, 1993, р. 8]. Кроме того, культурный релятивизм вел, по мнению консерваторов, к подрыву национальной идентичности, что угрожало ни много ни мало национальной безопасности, так как поощряло студентов «к благосклонному рассмотрению других культур и придирчивому анализу культуры собственной» [Cheney, 1995, р. 26].

Были и более резкие оценки влияния постмодернизма на систему образования. Так, один из британских консерваторов видел в постмодернизме «вирус зла в культуре», который «ставит нас под сильное воздействие тех, кто заключил договор с дьяволом» [Holbrook, 1994, р. 13].

Нужно отметить, что европейские консерваторы (в отличие от американских) прослеживали преемственность между постмодернизмом и модернизмом [27] . Р. Скрутон в связи с этим писал, что разрушение порядка и традиции – дело рук «как модернистов, так и постмодернистов от Сартра до Рорти», создающих «мир, который лишен всякого авторитета» [Scruton, 1994, р. 477]. То, что позиция Скрутона носит ценностную идеологическую окраску, видно по тому, что он не стесняется в выражениях, заявляя: «Релятивизм – первое прибежище негодяя, а вульгарный релятивизм не имеет шансов на выживание вне умов невежественных негодяев» [Ibid., р. 32–33].

Обозначенный выше идеологический запал не был сугубо публицистической риторикой. Скрутон достаточно точно подмечает эпистемологический софизм релятивизма: из утверждения истинности релятивистского видения как идеи релятивизм делает вывод об абсолютности своей истины в практическом смысле, хотя сама суть релятивизма состоит в отрицании истины [Scruton, 1994, р. 33]. Однако несмотря на очевидную ущербность релятивизма, Скрутон с разочарованием пишет о его широкой распространенности; т. е. релятивизм, являясь очевидным злом, вербует все новых и новых сторонников, пользуясь ущербностью человеческой природы. Можно сказать, что постмодернисты уподобляются Фаусту, заключившему договор с дьяволом. Не случайно глава книги Скрутона, посвященная постмодернистской деконструкции, называется «Дьявол» [Ibid.].

Нужно отметить, что собственно интеллектуальные конструкции постмодернизма не вызывали ненависти у консерваторов, скорее, они вызывали иронию по поводу завышенной значимости «странных и заумных» теорий, которые всегда были популярны у интеллектуалов [D'Souza, 1991, р. 182]. Угрозу консерваторы видели в том, что эти постмодернистские идеи служат определенным политическим целям, так как политизируют сферы образования и культуры.

Пагубность и ценностная опасность подобной политизации, по мнению консерваторов, состоят во внедрении в систему образования таких понятий, как «политкорректность», «мультикультурализм», «политика идентичности» и «поощрение различий». При этом отмечается не только идейное, но и организационное наступление пагубных идей: критерии приема студентов в университеты, кадровые назначения в вузах, характер программ – все это, считают консерваторы, пропитано постмодернистской политизацией.