Четыре друга эпохи. Мемуары на фоне столетия - читать онлайн книгу. Автор: Игорь Оболенский cтр.№ 8

Алесь Адамович рассказывал мне, как однажды шел по деревне, и собака, привязанная к забору, стала наскакивать на него и лаять. И вдруг веревка оборвалась. Он остановился, а собака испугалась. И побежала назад в свою будку. Смелость ей придавала веревка. Так и у нас, когда мы попали за границу, веревка оборвалась. И мы побежали в свою будку, чтобы убедиться, что у нас не все так плохо.

Какие-то идиотки из нашей делегации, когда на Капри два старика стали петь нам неаполитанские песни и мы слушали их с удовольствием, принялись критиковать: «Да что вы их слушаете, наши певцы поют лучше!» Мы ответили, что певцы, может, и лучше, но эти старики никакие не певцы. «Зато наши мужчины лучшие любовники, чем итальянцы», — не сдавались они. За что-то им надо было держаться!

Когда мы потом рассказывали дома, что видели, нам не верили. Да мы и сами пытались оправдать поразившую нас разницу и защитить нашу жизнь. Не так-то было легко признать, что мы жили хуже всей Европы. Что Красная площадь — не самая красивая площадь мира и что есть площади покрасивей. Нам надо было хоть как-то защитить наше сознание. Ведь оказалось, что мы идиоты.

Не знаю, можно ли считать года моим богатством. Конечно, есть кое-какой опыт. Хотя порой совершаешь те же ошибки, что и в молодости. И новые умудряешься совершать, что самое обидное.

Человек не обретает особой мудрости. Ее, наверное, вообще нет, этой мудрости. Ведь знания нельзя считать мудростью. Но зато есть опыт. В чем он заключается? В осторожности, в терпимости, с которыми ты начинаешь относиться к людям. Убеждаешься, что у всех есть свои причины, чтобы поступать так или иначе.

Я понял важную вещь: надо придерживаться принципа сочувствия. Попробовать понять точку зрения своего противника. Это вообще чисто писательское дело — перешагнуть через баррикаду, разделяющую тебя с другим человеком, и взглянуть на мир его глазами. Это трудно, мне не всегда удается. Так что не могу сказать, что в совершенстве овладел этой наукой. Но учусь.

Умею ли я властвовать собой? Умею. Не думаю, что это большая мудрость. Это, скорее, умение стареть. Не жаловаться, не рассказывать о болезнях, не навязывать советы и не щеголять своим жизненным опытом.

Мне уже много лет. Или мало? Физически я иногда ощущаю свой возраст. А душой я по-прежнему молод.

Если бы я сейчас встретился с 23-летним лейтенантом Граниным, то вряд ли нашел с ним общий язык. Если бы встретился с собой 30-летним, то стал бы с этим человеком врагом. Но если бы я встретился с собой ребенком, когда я, например, жил с отцом на лесопилке, то с этим мальчиком мы стали бы друзьями.

Так что человек — это не только то, что он собой представляет сегодня. Это еще множество людей, о которых он забыл и которые ему подчас совсем не знакомы. Причем эти люди ему вовсе не родственны, а, наоборот, враждебны.

После той северной поездки я Даниила Александровича не видел. Хотя несколько раз получал от него приветы, который он передавал мне со знакомыми журналистами, бравшими у него интервью.

А Гранину я всегда буду благодарен за ту лекцию, прочитанную мне на Русском Севере. Кстати, пишу я теперь тоже от руки и на обратной стороне исписанной бумаги.

Армен Джигарханян не только самый народный артист бывшего Советского Союза. Он еще и настоящий мастер сюрпризов.

Поводом для первой встречи с актером, состоявшейся летом 1997 года, стало открытие театра, которым Армен Борисович собирался руководить. Логично, что местом для разговора он выбрал свой рабочий кабинет.

Новорожденный театр располагался тогда в небольшом двухэтажном здании возле станции метро «Спортивная». Кабинет художественного руководителя показался мне солидным. Как и положено в официальных учреждениях, напротив письменного стола хозяина апартаментов располагались два кресла для посетителей.

Едва переступив порог кабинета, я тут же поймал себя на мысли, что уже где-то видел подобную обстановку. И все время, пока ждал Джигарханяна, ломал голову где.

Но стоило Армену Борисовичу, одетому в строгий костюм, чем-то по крою напоминающим военный френч, войти в свой кабинет, как я вспомнил — точно такой же кабинет, правда, более солидного размера, был у Сталина.

Джигарханян снял пиджак, повесил его на спинку кресла, сел за стол, закурил сигарету и, не произнеся ни слова, посмотрел на меня. Какое-то время мы молчали — каждый ждал, кто первым заговорит. Победил артист: не зря же говорят, что умение держать паузу — особый талант.

— Армен Борисович, ваш кабинет чем-то напоминает сталинские апартаменты в Кремле.

— Я даже не знаю, как воспринимать ваши слова — как комплимент или как порицание. Вот верите, мне кабинет этот непривычен. Честное слово, я уже не в том возрасте, чтобы фарисействовать. Я пока «молодой специалист» в кресле руководителя.

— Среди театралов ваш театр часто называют «театром имени Джигарханяна». Вас это радует?

— Смотря что под это подкладывают. Если «театр имени меня», то это очень плохо. Мне этот театр не нужен. У меня нет амбиций. Меня волнует судьба моих молодых коллег.

И знаете, я себя несколько уязвимо чувствую, выходя с ними на одну сцену. Мне хочется, чтобы мои бывшие студенты не смотрели на меня только как на своего учителя.

Я всегда говорю им: «Ну кричи на меня! Не бойся!»

— Как руководителю, вам наверняка приходится принимать жесткие решения. Актеры обижаются?

— Думаю, что обижаются. И меня это волнует. Раньше я отвечал только за себя, а теперь в ответе за всю труппу.

Я всегда был достаточно самостоятельным и независимым человеком, лидера играл только на сцене. В общественной жизни никогда не участвовал. Просто так старался устроить свою жизнь. И она мне нравилась. А сегодня все поменялось — и я, конечно, иногда принимаю непопулярные решения.

— А вас самого легко обидеть?

— Очень. Более того, у меня в одну секунду может упасть настроение. И в другую секунду оно может подняться. Например, я не могу найти коробок спичек, начинаю расстраиваться. А потом — раз, нашел! Сразу на душе становится веселее, и я думаю: «И зачем я из-за этого пустяка расстраивался?»

— Я слышал, вы в скором времени переезжаете из этого помещения. По-моему, вашему театру отдали какой-то кинотеатр. Кажется, «Форум», да?

— Не совсем так. Мне это напоминает анекдот об армянском радио. Помните, армянское радио спрашивают:

«А правда, что гражданин Григорян выиграл сто тысяч рублей?» Армянское радио отвечает: «Правда. Только не гражданин Григорян, а гражданин Петросян. И не сто тысяч рублей, а сто рублей. И не выиграл, а проиграл».

Мы получили кинотеатр «Прогресс», что на Ломоносовском проспекте. Но это долгая история.

Я наконец почувствовал себя свободно — разговор вроде пошел. Армен Борисович все чаще и чаще стал улыбаться. Правда, разглядеть улыбку в седых усах актера, которые он то и дело оглаживал ладонью, было нелегко.