Романовы. Запретная любовь в мемуарах фрейлин - читать онлайн книгу. Автор: Игорь Оболенский cтр.№ 36

Всем сердцем Государыня ненавидела эту „охрану“, которую она называла шпионажем, но была бессильна изменить раз заведенные порядки. Если я говорю, что Распутин приезжал 2 или 3 раза в год к Их Величествам, — последнее время они, может быть, видели его 4 или 5 раз в год, — то можно проверить по точным записям этих полицейских книг, говорю ли я правду.

В 1916 году — год его смерти — лично Государь видел его два раза. Но Их Величества делали одну ошибку, окружая посещения Григория Ефимовича „тайной“. Это послужило поводом к разговорам; то же они делали, видя М. Philippe, что вызвало разговор, что Их Величества вертят столы.

Каждый человек любит иметь некоторую интимность и хочет иногда остаться один со своими мыслями или молитвами, закрыть двери своей комнаты. То же было у Их Величеств по отношению к Распутину, который был для них олицетворением надежд и молитв. Они на час забывали о земном, слушая рассказы о его странствованиях и т. д.

Проводили его каким-нибудь боковым ходом по маленькой лестнице, принимали не в большой приемной, а в кабинете Ее Величества, предварительно пройдя по крайней мере 40 постов полиции и охраны с записями. Эта часовая беседа наделывала шуму на год среди придворных. Я несколько раз указывала Ее Величеству, что подобный прием вызывает гораздо больше разговоров: Императрица соглашалась, но следующий раз повторялось то же. Секретов потому во дворце не существовало. Принимали его обыкновенно вечером, но это не из-за тайны, а потому, что это было единственное время, когда Государь был свободен.

Алексей Николаевич (младший сын Николая Второго. — Прим. И. О.) приходил до сна в голубом халатике посидеть с родителями и повидать Григория Ефимовича. Все они, по русскому обычаю, 3 раза целовались и потом садились беседовать. Он им рассказывал про Сибирь и нужды крестьян, о своих странствованиях. Их Величества всегда говорили о здоровье Наследника и о заботах, которые в ту минуту их беспокоили. Когда после часовой беседы с Семьей он уходил, он всегда оставлял Их Величества веселыми, с радостными упованиями и надеждой в душе…»

* * *

Как мне порою хочется увидеть Петроград, доживающий свои последние спокойные месяцы накануне переворота 1917 года. Пройтись по улицам находящегося на пороге катастрофы города и попробовать понять, что же чувствовали, как всегда, спешащие по своим делам горожане. В театрах был неизменный аншлаг, в рестораны — не попасть, а модные магазины, дабы не создавать очередей, вели прием клиенток исключительно по записи.

Зная дальнейшую судьбу всех этих франтов и модниц, выгуливающих новые наряды, дефилируя по Невскому проспекту, трудно поверить, что ни у кого из них не было ни малейшего предчувствия, что благополучную и размеренную жизнь скоро ждет кровавый финал и трагедия уже заглядывает в окна их домов. Видимо, не догадывались, а, может, не хотели думать о плохом. Уверенно строили планы на завтрашний день, ничтоже сумняшеся совершая непоправимые ошибки…

Давайте же познакомимся с персонажами, чья судьба не так известна, но чье участие в приближении рокового финала более чем значительно.

…Зимой 1915 года к дому графа Толстого на Троицкой улице в Петрограде подъезжали авто. Нарядные пассажиры, среди которых было немало людей в офицерской форме, направлялись в парадное. В гостиной собралось, по меньшей мере, три десятка гостей. Но вечеринка все не начиналась — запаздывал самый важный гость. Наконец, в передней раздался звонок. И в квартире сразу же наступила благоговейная тишина. Пришел тот, о ком вот уже несколько лет говорила вся Россия — Григорий Распутин.

Расцеловавшись с хозяином дома, он направился в сторону компании офицеров, чей громогласный разговор немедленно возобновился, стоило Распутину переступить порог квартиры. На столе рядом с ними в ряд выстроились уже пустые бутылки из-под вина…

Распутину налили стакан мадеры — о вкусах врачевателя наследника престола (и, как сплетничали, весьма близкого друга императрицы) было известно. Но как только он взял стакан, раздался женский испуганный возглас, словно перерезавший комнату пополам. Взоры собравшихся обратились к молодому офицеру, незаметно успевшему достать револьвер и направить его в сторону Распутина.

Всеобщее удивление усиливалось и тем, что в офицере все узнали Симона Пхакадзе, который ухаживал за дочерью Распутина Матреной и считался ее женихом.

Сам Распутин спокойно повернулся в сторону Пхакадзе, пристально посмотрел ему в глаза и произнес:

— Ты хочешь меня убить, но твоя рука не повинуется.

Молодой человек пришел в замешательство. Но в считанные секунды выражение растерянности на его лице сменилось решительностью. И офицер выстрелил себе в грудь…

Пару часов спустя новость о неудавшемся покушении уже обсуждалась в квартире Распутина на Гороховой улице. Больше всех поступком молодого грузина возмущался его земляк — князь Михаил Андроников…

* * *

Поэт Александр Блок, работавший в Чрезвычайной Комиссии Временного правительства по расследованию преступлений, совершенных царскими чиновниками, писал об Андроникове: «Князь Андроников, вертевшийся в придворных и правительственных кругах, подносивший иконы министрам, цветы и конспекты их женам, и знакомый с царскосельским камердинером, характеризует себя так: „человек, гражданин, всегда желавший принести как можно больше пользы“.

Сам князь называл себя „адъютантом Господа Бога“. А в историю вошел как один из самых крупных авантюристов XX века и ближайший соратник Григория Распутина, сумевшего приложить руку к падению казавшейся незыблемой и всесильной Российской империи.

Впрочем, и Михаил Андроников, потомок кахетинских царей, которого знаменитый князь Феликс Юсупов называл „подонком петербургского политического мира“, тоже не остался в стороне.

Он родился в 1875 году в Тифлисе в семье князя Михаила (Мимуши, как его называли) Андроникашвили, адъютанта царского Наместника на Кавказе великого князя Михаила Николаевича.

Матерью нашего героя была София Агнес Эва фон Унгерн-Штернберг, из знаменитого немецко-балтийского рода (один из фон Унгернов, начальник Азиатской дивизии барон Унгерн, в двадцатых годах 20 века вернул независимость Монголии и был провозглашен там национальным героем).

Кроме Михаила в семье был еще один сын, Владимир, который закончил Николаевское кавалеристское училище в Петербурге и дослужился до звания полковника Уланского полка Ее Величества (под его началом во время Первой мировой служил поэт Николай Гумилев, муж Анны Ахматовой).

Мальчики лишились родителей, когда были совсем маленькими — отец умер в 1882 году, а мать — два года спустя.

Михаил Андроников-младший поступил в самое престижное учебное заведение России — Пажеский корпус, в котором имели возможность учиться только дети особо приближенных к императорскому двору лиц.

Однокашник Михаила по училищу граф Игнатьев вспоминал: „Раз ты надел пажеский мундир, то уже наверняка выйдешь в офицеры, если только не совершишь уголовного преступления. Поэтому наряду с несколькими блестящими учениками в классе уживались подлинные неучи и тупицы и такие невоенные типы, как, например, прославившийся друг Распутина — князь Андроников (именно так на русский лад звучала его фамилия. — Прим. И. О.), которого били даже в специальных классах за его бросавшуюся в глаза извращенную безнравственность. Подобные темные личности болтали прекрасно по-французски, имели отменные манеры и, к великому моему удивлению, появлялись впоследствии в высшем свете“.