Медичи. Крестные отцы Ренессанса - читать онлайн книгу. Автор: Пол Стретерн cтр.№ 24

Фичино в какой-то момент изложит свои собственные, в неоплатоническом духе, идеи на сей счет. По его суждению, бессмертие души зависит от меры ее участия на протяжении земной жизни в божественных промыслах разума, согласия и самодостаточности. В сочинениях древнегреческих философов он усматривал предчувствие истины, как ее понимает христианская религия, и пытался объединить языческую философию Платона и христианство в сплаве ясно выраженной гуманистической веры. Платонические идеи красоты, истины и абсолюта сделались центром мыслительной деятельности Фичино, а интерпретация этих понятий приобрела необыкновенную влиятельность в гуманистической среде флорентийских художников и литераторов. По его знаменитому определению, красота заключена «не в тени существа, но в свете и форме; не в скрытой материи тела, но в его видимых пропорциях; не в грубой весомости мерзкой плоти, но в числе и мере». Едва ли не манифест художника-гуманиста.

В то же время Фичино не во всем был согласен с гуманистами; его отличала повышенная духовность, и в возрасте тридцати лет он принял священнический сан. Однажды зимней ночью, читая в своем домике Лукреция, он почувствовал такое возмущение его эпикурейской легкостью, что швырнул книгу в огонь. Козимо был не единственным, кого глубоко волновали противоречия, вызванные попытками жить и думать по-новому.

Ровно через четыре года после возвращения из ссылки Козимо добился крупнейшей победы Флоренции на мировой арене. В 1439 году в городе собрался большой Вселенский собор, призванный разрешить противоречия между римской католической и православной константинопольской церквами.

Раскол между ними уходит во времена позднего Рима, когда христианизированная империя распалась на две части. Восток — Византия — греческая церковь отстаивали строгую ортодоксию, не признавая никаких отклонений от изначальных канонов христианства, в то время как Запад — римская церковь пережила на протяжении столетий некоторую эволюцию. В результате ни одна не признавала за другой верности истинному христианству.

Это противостояние еще более усилилось в 1204 году, когда участники Четвертого крестового похода появились в Константинополе на пути в Святую землю. Войдя в город, крестоносцы устроили настоящую оргию, они бесчинствовали, насиловали, крушили все на своем пути и даже усадили на императорский престол в церкви Святой Софии пьяную проститутку. После подобного дебоша перспективы объединения Рима и Константинополя представлялись весьма смутными, но два столетия спустя мусульмане Оттоманской империи завоевали большую часть Турции и начали представлять угрозу самому Константинополю. Император Византии Иоанн VII Палеолог обратился за помощью к папе — «во имя Христа». Евгений IV откликнулся на этот призыв, предложив провести встречу иерархов обеих церквей, на которой можно будет попытаться разрешить доктринальные различия. Император Византии принял предложение и в сопровождении семисот спутников, в число которых входили 23 епископа, отправился морем на север Италии, в Феррару.

Византийские представители достигли цели в январе 1438 года. В это время город насквозь продувался ледяными ветрами с Альп, и местные власти ломали голову, как им разместить и римлян, которых тоже приехало немало, и неожиданно большую делегацию из Константинополя.

Папа Евгений IV вел монашеский образ жизни, о финансах понятия не имел и потому вечно сидел в долгах. И вот он оказался в положении хозяина, который должен оплачивать пребывание византийского императора, его бесчисленной свиты и даже входящего в нее зверинца экзотических домашних животных. Евгений IV занял у банка Медичи 10 000 флоринов, но вскоре выяснилось, что этой суммы безнадежно не хватает; он вынужден был взять еще столько же — но и этого оказалось мало. Тогда, не прибегая более к помощи Медичи, папа сделал еще один крупный заем, хотя для этого ему пришлось практически заложить средневековую крепость в Ассизи.

Козимо де Медичи наблюдал за происходящим из близлежащей Флоренции, но когда до него донеслись слухи о том, что в Ферраре разразилась эпидемия чумы, он решил, что настала пора действовать, и отправил к папе своего брата Лоренцо. Тот предложил от имени Козимо перенести заседание Вселенского собора во Флоренцию с ее более здоровым климатом, а расходы на переезд городская казна берет на себя. Помимо того, Флоренция готова выплачивать 1500 флоринов в месяц на покрытие потребностей собора, сколько бы он ни заседал. Евгений IV прекрасно понимал, чем руководствуется Козимо: ясно ведь, что подобный шаг неимоверно повысит престиж города, а помимо того, породит мощный торговый бум, от которого выиграют местные коммерсанты, не говоря уже о банкирах. Но выбора у папы практически не было. С наступлением летней жары эпидемия скорее всего только усилится, потому и решено было перебраться во Флоренцию.

По такому случаю Козимо даже решил пренебречь своей обычной осмотрительностью и сделал так, чтобы гонфалоньером избрали его: теперь он будет приветствовать папу и императора в качестве градоначальника. В день прибытия делегаций на улицах вывесили флаги, по всему ходу следования были выставлены герольды в парадной одежде и с трубами, на балконах, в окнах, даже на крышах домов битком скопились граждане.

Но первое, что встретило во Флоренции императора и его растянувшийся на сотни метров кортеж, был внезапный ливень, сопровождавшийся сильнейшими порывами ветра. Лило с такой силой, что люди вскоре бросились под укрытие, балконы опустели, любопытствующие спустились с крыш, оставив промокших до нитки спутников императора продолжать свой путь по пустым улицам. Вскоре он кончился в каком-то переулке, у первого попавшегося палаццо, по комнатам которого гости разошлись сушиться.

Несмотря на столь неудачное начало, Вселенский собор вскоре приступил к работе, и современный флорентийский книготорговец Веспасиано отмечает в своих ярких воспоминаниях: «Ясным днем папа вместе со своим двором, император греков, епископы и прелаты собрались в Санта-Мария дель Фьоре, где уже было готово все, чтобы принять иерархов обеих церквей». В огромном гулком помещении, под сводами величественного купола работы Брунеллески начались дискуссии. Почти сразу же делегаты перешли к обсуждению ключевых вопросов доктринального свойства. Следует ли во время мессы вкушать хлеб, приготовленный на дрожжах (православные), или нет (католики)? Когда души мертвых проделывают предназначенный им путь в рай или ад, проходят ли они предварительно чистилище (католики) или сразу попадают по месту назначения (православные)? Но самые острые споры разгорелись вокруг Святой Троицы: исходит ли Дух Святый от Отца и от Сына (католики) или только от Отца (православные)? Копья скрещивались вокруг больного вопроса принимать или не принимать пресловутое «филиокве» (Filioque — «и от Сына»).

Но более всего воздействие самого собора ощущалось не в зале заседаний или кулуарах, а на улицах, где на глазах флорентийцев, а в особенности флорентийских художников разыгрывался невиданный доселе спектакль. Каждодневно им встречалось множество бородатых, экзотически облаченных в роскошные шелковые одеяния прелатов. Рассказы очевидцев содержат восторженные описания закутанных с головы до пят в черные рясы, с черными цилиндрами, поверх которых накинут черный покров, греческих архиепископов; поверх рясы у них накинуты ярко раскрашенные накидки с белыми и алыми вертикальными полосами. По словам Веспасиано, в состав участников собора входили, между прочим, «...армяне, яковиты (еретики-монофизиты из Македонии), эфиопы, посланные пресвитером Иоанном (легендарным христианским правителем Востока)». Были здесь, естественно, украинцы и русские с их прислугой из татар; других сопровождали мавры, берберы, негры из черной Африки. По крайней мере одна делегация привезла с собою домашних обезьян, кое у кого были экзотические певчие птицы в клетках, а также дрессированные гепарды — вся эта живность впоследствии найдет отражение на рисунках флорентийских художников. И даже на флорентийскую кухню гости оказали некоторое воздействие. Было замечено, что император Византии любит, чтобы яйца были приготовлены особым способом — вылиты на раскаленную сковородку, перемешаны с травами и специями, а затем переложены на тарелку. Так флорентийская кухня обогатилась омлетом.