Хайдеггер - читать онлайн книгу. Автор: Пол Стретерн cтр.№ 9

1945 г. оставил от Германии и подобных идей одни руины. Хайдеггер лишился должности в университете, а его дом вместе с драгоценной библиотекой реквизировали оккупационные французские войска. Хайдеггер был в ярости и писал военным властям: «Я самым решительным образом протестую против этой дискриминации моей личности и моей работы. Почему именно я должен быть не только наказан конфискацией излишков жилой площади, но и полностью лишен моего рабочего места и подвергнут диффамации перед всем городом – я бы даже сказал, перед мировой общественностью?» [9] Он по-прежнему не понимал. Но худшее было еще впереди. Теперь ему предстояло новое «унижение» – давать объяснения комиссии по денацификации. Однако Хайдеггер все равно отказывался признавать «личную ответственность» за открытую поддержку фюрера. В результате ему запретили преподавать – этот запрет действовал до 1951 г. Но Хайдеггер по-прежнему выступал с докладами перед состоятельными горожанами, которые, как и он, неоднозначно относились к недавнему прошлому. Хайдеггер не знал о зверствах в отношении евреев, и открывшаяся правда о Холокосте, по всей видимости, ужаснула его. Но извиняться он по-прежнему отказывался. И будет отказываться.

В 1968 г. Хайдеггер пригласил в свое шале в Тодтнауберге великого немецкого поэта еврейского происхождения Пауля Целана, который прожил у него три дня. Хайдеггер искренне восхищался стихами Целана, пронизанными экзистенциальной тревогой. Их чтение он считал новым подходом к вопросу бытия. Целан, давно благоговевший перед идеями Хайдеггера, был тепло принят стареющим философом – немногие удостаивались приглашения в Тодтнауберг. Как это ни удивительно, такие разные люди – тихий, домашний, восхищенный старик и психически неуравновешенный поэт, озабоченный судьбой своего народа, – достигли глубокого взаимопонимания. Но и тогда извинений не прозвучало. Целан уехал в полной растерянности.

Несколькими годами раньше к Хайдеггеру приезжала Ханна Арендт. К тому времени она стала известным в Америке специалистом в области политической философии, и ее идеи отражали глубокое влияние Хайдеггера. До их первой послевоенной встречи Ханна относилась к нему настороженно и даже подозрительно из-за позиции и поведения в эпоху нацизма. Но личная встреча все изменила: прежняя духовная близость, похоже, до конца не угасла. У нее был счастливый брак, и Хайдеггер рассказал Эльфриде о своих давних отношениях с Ханной. Эльфрида, так и оставшаяся антисемиткой, с трудом терпела присутствие Ханны, когда та впоследствии приезжала в Европу.

Ханна Арендт делала все возможное для распространения работ Хайдеггера в Америке, старалась, чтобы его идеи поняла и оценила более широкая аудитория. О Хайдеггере постепенно узнавали, и его влияние усиливалось. Его уже давно высоко ценили в Европе – особенно французский экзистенциалист Жан-Поль Сартр. Теперь, после публикации в 1962 г. английского перевода книги «Бытие и время», он приобрел мировую известность.

Год спустя Ханна Арендт писала о суде в Иерусалиме над нацистским преступником Адольфом Эйхманом. В своем репортаже она придумала выражение «банальность зла», чтобы описать Эйхмана, чье бюрократическое скудоумие стало причиной таких неописуемых ужасов. Сама Арендт отказывалась это признавать, однако она уже встречала человека, поведение которого попадало в эту категорию. Ханна сохранила глубокое восхищение Хайдеггером, иногда граничащее с самообманом. Хайдеггер же так до конца и не примирился с растущей славой Арендт.

В 1975 г. умерла Ханна Арендт. В следующем году умер Хайдеггер – 26 мая, в возрасте восьмидесяти шести лет. Как он и хотел, его похоронили в деревне Месскирхе, в Шварцвальде, где он родился. Сафрански эффектно завершает свою знаменитую биографию Хайдеггера фразой самого философа, сказанной, правда, по другому поводу: «И снова путь философии впадает во тьму…»

Хайдеггер приводит несколько примеров досократовской философии, которой он стремился подражать и которую хотел возродить. Например, цитирует поэму Парменида «О природе»:

Познай же как должно

И кругловидную Истину

с сердцем незыбким, и вместе —

Мнения смертного люда, которым

нет истинной веры… [10]

Бытие и время

В следующем отрывке Хайдеггер говорит о сокрытии бытия, которое разрушает aletheia (несокрытость), чтобы выявить истину:

Сокрытие может быть недопущением, а может быть только притворением. И у нас никогда нет уверенности, заказывает ли себя сущее или притворяет. Само затворение затворяется и притворяется, затворствует и притворствует, а это значит: открытое место, просвет посреди сущего никогда не бывает раз и навсегда данной неизменной сценой, где вечно поднят занавес и где разыгрывается игра сущего. Напротив, просветление и совершается только как такое двоякое сокрытие-затворение. Несокрытость сущего никогда не бывает неким только наличествующим состоянием – несокрытость сущего есть совершение. Несокрытость (истина) не есть ни свойство какого бы то ни было сущего, ни свойство суждений [11] .

Исток художественного творения

Философия остается скрытой в самой экзистенции человека и не нуждается в привнесении откуда-то извне.

Метафизические основания логики в изложении Лейбница

А философия приходит в движение только благодаря своеобразному скачку, в котором наша собственная экзистенция посвящается сущностным возможностям человеческого бытия в целом. Для этого скачка решающим является: во‑первых, предоставление пространства для сущего в целом; потом свободное отпускание себя в Ничто, то есть избавление от божков, которые у каждого есть и к которым каждый имеет обыкновение ускользать; наконец, допущение размаха этой безопорности, чтобы в своих взлетах она постоянно возвращалась к основному вопросу метафизики, самим Ничто вынуждаемому: почему вообще есть сущее, а не, наоборот, Ничто? [12]

Что такое метафизика

Великое открытие феноменологии заключается не в реально достигнутых результатах, которые можно как-то оценивать и критиковать, хоть они и привели к существенному преобразованию нынешних вопросов и исследований, но в том, что она раскрывает возможность для исследовательской работы в философии. Но возможность может быть верно понята в ее собственном смысле лишь тогда, когда она принимается как возможность и как таковая сохраняется. Сохранить же возможность как таковую означает: не допустить, чтобы случайное положение исследования и случайная постановка вопроса утвердились как некая завершенная истина, поддерживать стремление к самим вещам, освободив его от постоянного давления и скрытого воздействия неподлинных ограничений. Именно это означает девиз «к самим вещам»: позволить им вернуться к себе самим [13] .