Но почему именно Флоренция, а не какой-то другой город, стала центром итальянского Возрождения? Не обладая военной или политической мощью, Флоренция добилась влияния, во много раз превосходившего ее провинциальный статус.
Самая очевидная причина – деньги. Флорентийские банкиры, такие как семейства Медичи, Пацци и Строцци, владели новейшей технологией той эпохи. В те времена торговые банки представляли собой революционное средство связи. Их бурное развитие на протяжении XV в. постепенно изменило торговлю и коммуникации по всей Европе. Теперь материальные средства в виде кредита или банковского чека перемещались с одного конца континента на другой, освобождая торговлю от таких оков, как бартерный обмен или наличные деньги. Шелка и пряности, прибывавшие из Китая в Бейрут, могли приобретаться посредством межбанковского перевода, а затем доставляться в Венецию.
Профессия посредника была одной из древнейших, и одно из неизменных правил передачи денег заключалось в том, что часть их обязательно прилипала к рукам, через которые проходила. Тюленьи шкуры и китовый жир, доставляемые из Гренландии в Брюгге, могли пойти на уплату папских податей, а деньги переводились в Ватикан посредством банковского чека. В этом-то и суть. Доходы поступали к папе от приходов, епархий и правителей всего христианского мира, который не знал границ между странами и протянулся от Португалии до Швеции и от Гренландии до Кипра. Только самые крупные банкирские дома с надежными отделениями вдоль торговых путей по всей Европе были способны справиться с переводом денег от такого большого количества источников по запутанным каналам конечному получателю. Естественно, в борьбе за такого выгодного клиента развернулась жестокая конкуренция с использованием всех обычных для банкиров того времени средств – политического крючкотворства, подкупа, двойной бухгалтерии и так далее. В 1414 г. схватку выиграли Медичи – они стали банкирами папы. Подобными средствами семейство Медичи добилось контроля и над якобы демократическим правительством Флорентийской республики. К 1434 г. Козимо Медичи не только стал одним из богатейших людей Европы, но и превратил Флоренцию в личное княжество – республикой город только назывался.
Флоренция расцвела как никогда прежде и приобрела международную известность.
Местная монета, флорин (по названию города), играла ту же роль, какую в наши дни играет доллар. В условиях хаоса европейской монетной системы (во многих странах зачастую имели хождение сразу несколько валют) флорин признавался международным денежным стандартом. И точно так же финансовые операции способствовали распространению флорентийского диалекта по всей Италии. Вскоре материальное богатство породило уверенность в себе, которая помогла отбросить традиционные средневековые представления и избавиться от навязываемых Церковью ограничений. Библейское порицание богатства («…удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царствие Божие»
[1]
и т. д.) уступало место реалиям эпохи – бухгалтерские книги Медичи начинались с такого откровения: «Во имя Бога и прибыли».
Но величие Флоренции определялось не только деньгами. Все дело в том, как эти деньги тратились. Тесные связи Медичи с Церковью открывали семье доступ к тайнам этой процветающей коммерческой организации (даже у кардиналов имелись банковские счета, предназначенные только для расходов на любовниц). Но, расставшись с иллюзиями относительно Церкви, Медичи сохранили твердую веру. И все же факт остается фактом: в Библии содержится прямой и недвусмысленный запрет на одну из главных функций банка – ростовщичество («…серебра твоего не отдавай ему в рост»
[2]
, «…не налагай на него роста»
[3]
, и т. д. и т. п.).
Старея, Козимо Медичи становился все набожнее. Желая искупить свои грехи (и, возможно, сократить время пребывания в чистилище), он стал жертвовать огромные суммы на украшение церквей, на строительство новых и на создание лучших произведений религиозного искусства. Медичи стали крупнейшими частными покровителями искусства, которых когда-либо знал мир. Живопись, архитектура, литература, образование – все это расцветало благодаря щедрости Медичи.
Новая гуманистическая уверенность в себе и щедрое покровительство сочетались с возрождением (и поощрением) интереса к Древней Греции и Древнему Риму. Наступила эпоха Возрождения. В период Средневековья остатки классической культуры оказались погребенными под наслоениями схоластики, а оригинальные тексты искажались веками христианской «интерпретацией». Однако теперь в Европу начали попадать другие тексты, сохранившиеся на Ближнем Востоке. Их ясность и мудрость стали настоящим откровением. Философия, изящные искусства, архитектура, математика, литература – все изменилось благодаря возрождению древнего знания. Изменился и сам взгляд на мир. Жизнь перестала быть испытанием, подготавливающим к переходу в другой мир, а стала ареной для демонстрации умений и талантов. Юный Макиавелли быстро усвоил это. У него появился шанс. Он будет видеть жизнь такой, как она есть, а не какой должна быть.
Тем временем Флоренция привлекала к себе самых одаренных людей Италии, которая в то время была наиболее развитой в культурном отношении страной Европы. В конце XV в. во Флоренции работали Микеланджело, Рафаэль и Боттичелли. В город приезжали такие великие умы, как Леонардо. Да и сама Флоренция славилась выдающимися людьми: среди друзей Макиавелли был Америго Веспуччи, один из первых исследователей Нового Света (названного его именем). Никколо также дружил с будущим великим итальянским историком Франческо Гвиччардини, с которым они вместе посещали лекции крупнейшего философа эпохи Возрождения, блестящего Пико делла Мирандола, еще одного протеже Лоренцо Великолепного. Пико бросал вызов лучшим умам Европы, вызывая их на публичные диспуты, в двадцать три года был обвинен в ереси самим папой, а умер в возрасте тридцати одного года. Им восхищался не только Макиавелли; Микеланджело называл его «человеком почти божественным». Речи и трактаты Пико на такие темы, как человеческое достоинство, – высшее достижение мысли эпохи Возрождения. В них удачно сочетались христианское богословие, лучшие элементы классической философии и любопытные фрагменты герметического учения (алхимия, магия и некоторые положения каббалы). С другой стороны, его рассуждения зачастую носили строго научный характер. Его критика астрологии (хотя и с точки зрения религии) оказала влияние на жившего в XVII в. астронома Иоганна Кеплера, изучавшего движение планет.
Для философии того времени была характерна пестрая смесь христианского богословия, классических представлений, зачатков научного подхода и средневековой магии. Возрождение воплощало переход от Средневековья к «веку разума» – эпохе Просвещения. Оно принадлежало обеим эпохам, и лучшие умы того времени были связующим звеном между прошлым и будущим. Так, например, мир Шекспира пропитан пьянящей смесью гуманистического индивидуализма и средневековых предрассудков. (Не случайно вплоть до XIX в. во Франции его считали варваром.) А новая наука химия выросла из алхимических методов.