— Японский-то бог! Опять торчать будем, время терять. Надо, Серёга, с умом, с умом. Вот я, например, если за день кого-нибудь хоть на копейку не обставлю — всё, день просто так прошёл. Потерян день. Поэтому и деньги идут, и дела идут. Думаешь, у меня одни эти иконки? Да это старт, начало только. Сейчас надо магазин открывать, за товаром в загранку ехать. Спешить надо, здоровья-то ни хрена не осталось. А ты — на пенёк. А этому, блин, дураку что надо ещё?
С обочины на дорогу вылез мужик, постучал нам и начал показывать что-то на пальцах. Георгий Семёныч опустил стекло.
— Чего тебе?
— Командир, подбрось до посёлка. Или сотку дай.
— Больше ничего не надо?
— Ну, прошу как человека, подбрось нас с товарищем. Или сотку дай.
— Иди у других проси.
Подошёл товарищ с ломом в руках, а поезд — длинный товарняк — всё тянулся.
— Ёлки, товарищ нашёлся ещё. Докуда, говоришь везти-то?
— Ну, там это по трассе, короче, недалеко. Скажем, докуда. Мужик, я прошу, отвези нас. А то машину разобьём.
Георгий Семёныч в задумчивости посмотрел на проплывающие вагоны.
— Ладно, иди с той стороны садись, у меня здесь дверь не открывается.
— А ты довезёшь?
— Ну, сказал же, довезу, сейчас вот поезд пройдёт, и довезу. Пусти, стекло подыму.
Прошёл последний вагон. Мужик послушно убрал руку, и Георгий Семёныч поднял стекло, потом поманил мужика пальцем, и когда тот наклонился, ударил его дверцей и газанул. Шлагбаум начал подниматься, товарищ занёс лом, но немного опоздал и промахнулся.
Проехали. Сразу за переездом «жигулёнок», идущий сзади, посигналил фарами. Георгий Семёныч притормозил и вышел, я за ним. Водитель «четвёрки» тоже выбрался из машины, неясно улыбаясь в сумерках, и мотнул головой назад.
— Не попали, вроде, а? Но за такое учить надо.
— Надо, конечно. Если б поезд не прошёл, то может, и попали бы.
Мужики с той стороны переезда уже подходили. Водитель «четвёрки», не дожидаясь, пока товарищ размахнётся своим ломом, влепил ему ботинком в промежность, а Георгий Семёныч по-старинке разбил второму лицо кулаком. Оба легли на месте. Я только смотрел.
— Сейчас, ребята, погодите. — Водитель «четвёрки» уже достал из-под сиденья моток проволоки и вязал лежащему мужику ноги. Повернулся ко мне. — Сейчас. Ты, парень, иди отвлекай эту, в будке которая сидит, железнодорожницу, а мы этих к рельсам привяжем. Чтоб знали. Давай, потащили.
Я двинулся к будке, но Георгий Семёныч поймал меня за рукав и вернул на место.
— Да брось ты, — сказал он водителю, который уже связал второго. На хрен тебе эта пьянь сдалась, возиться с ними. У тебя ж здесь дача, наверное, недалеко, а привяжешь к рельсам, так проблемы с мусарней себе на голову заработаешь.
— Чепуха, потащили гадов. Научим их.
— Послушай, приятель. Брось их на хрен, правду говорю.
— Да мне-то вообще по барабану. Я ж тебе помочь хотел. За такое ведь учить надо. — В голосе явно слышалась обида. — Не хочешь — не будем. Только потом они опять машины бить пойдут.
Он ещё раз пнул темнеющее на асфальте тело и сел за руль. Хотел что-то сказать, но просто махнул рукой, — передумал. Из «четвёрки» с интересом глядели детские мордочки. Потом они проехали мимо. Мы тоже уселись в машину.
— Крутой мужичара, — сказал я.
— Сто лет такая крутизна на хрен не нужна. Привязал бы и сел. И мы бы сели. Нет, у меня твёрдое правило на всю жизнь — никогда не соваться против закона. Крутись, вертись там, где можно, а в такие дела я не ввязываюсь. Сядешь не за хрен собачий, и всё твоё кручение и верчение никому не нужно. Кто семью тогда кормить станет?
Он пристегнулся, подумал, а потом добавил:
— На закон плевать можно, только когда оборот уже большой. Понял, нет?
Когда я взялся за ремонт потолка в кухне новой квартиры, дело пошло не так быстро. Сдирать обои и плинтуса было приятнее. Потолок кухни был похож на тёрку — старая масляная краска вздулась пузырями и потрескалась. Она отчищалась с трудом, вместе с ней отваливались ещё и куски штукатурки. В общем, я ободрал всё до плиты, а потом стал шпатлевать. Поверхность получилась на удивление неровная. Тогда я решил зачистить её наждачной шкуркой, и белая тонкая пыль покрыла всю квартиру.
С начала учебного года на время ремонта у меня в этой квартире поселились два парня из Омска. Один из них — Денис — учился со мной на одном курсе, изучал хинди, а другой был просто дэновским земляком, другом детства, и его звали Лёхой. Дэн был, пожалуй, единственным, с кем я сдружился в институте. Кликуха у него была Сяопин — Дэн Сяопин, хотя на китайца он был совсем не похож, рожа сибирская. Просто так получилось, наверное, из-за того, что его Дэном звали.
Парни ругались на пыль, которая въедалась им в волосы, жаловались на сквозняки, но продолжали там жить. С приездом Алёнки я уступил им опрокинутый шкаф, поскольку стал ночевать дома, и отдал одну связку ключей. У Дэна была комната в университетском общежитии, но Лёху туда не пускали. А Лёха хотел немного пожить в столице.
Ребята исправно поили меня пивом, рассказывали, как я их выручил, но помогать отказывались. Да я и сам не доверил бы другим людям такую ответственную работу, как отделка личных потолков будущего своего жилища. А может быть, и доверил бы профессионалам, но на это не было денег. Вообще, чем больше я влезал в этот ремонт, тем лучше понимал, что денег всё равно не хватает, хотя я и зарабатывал не в пример больше, чем раньше.
В прошлом году во время больших перерывов после второй пары в университете мы с Дэном Сяопином частенько вытряхивали вместе на ладонь мелочь из карманов, чтобы купить на двоих пачку «Астры», а теперь Дэн ходил в длинной кожаной куртке и курил только американские сигареты. Они часто брали дорогое пиво и готовили себе исключительно пиццу, покупая её в киоске замороженной. Спрашивать Дэна, откуда у него бабки, не хотелось, и я ждал, что, может быть, он сам проговорится. И он проговорился как-то после ящика «Старопрамена» на троих.
В этот вечер, ложась спать рядом с Алёнкой, я сказал немного в сторону, чтобы не очень сильно дышать на неё пивом: «Подожди ещё немного, я скоро получу три лимона».
Не знаю, как Сун обходился один, но нового помощника он почему-то не завёл. Увольняясь от него, я пообещал свою помощь в случае необходимости — ну мало ли, какая-нибудь важная встреча или что-нибудь ещё, но он так и не воспользовался моим предложением. Зато я раз в месяц, может, чуть реже, наведывался к нему на ужин. Кормил он по-прежнему хорошо. И поил.
На следующий день после того, как я обещал жене три миллиона, он опять позвонил мне и пригласил зайти вечером. Я зашёл. В его комнате за красиво сервированным столом сидели соседи — пожилая пара из квартиры напротив. Видно, он с ними сошёлся от скуки в последнее время. Старичок держал на коленях аккордеон, а в руке вилку.