Толя первым понял, что у карлика нет никаких шансов. Отшвырнув автомат, он схватил свисавшую с потолка цепь с крюком, уперся ногами в платформу и рванул цепь к себе. Лязг. Скрежет. Цепь заклинила. После нового рывка монорельс дрогнул по всей длине, колеса тали соскочили с направляющих, и громоздкий механизм рухнул на платформу. Прапор и Шаман с недоумением смотрели на Томского, силясь найти логику в его действиях. А логика была. Железная.
Толик схватил конец цепи с крюком на конце, раскрутил и швырнул. Крюк зацепился за сплетение кабелей и труб на стене. Томский позволил цепи провиснуть, а когда карлик повис на ней, резко натянул. От рывка такой силы цепь завибрировала, как струна. Карлик едва удержался на ней, но главное – черви вновь остались ни с чем! Собрав последние силы, Вездеход полез вверх по цепи к платформе. Добравшись до нее, упал. Аршинов и Шаман бросились помогать Носову.
Толик выпустил цепь и с трудом сделал несколько шагов. Почувствовав, что ноги больше не держат, сел. Прилив нечеловеческой силы сменился болью, наполнившей каждую клетку тела, и полным отупением. Томский слышал радостные голоса друзей, видел счастливые лица. Хотя не мог присоединиться к общему веселью, был полностью доволен собой. Впервые он смог использовать приступ болезни и силу гэмэчела во благо. Его темная половина оказалась способной не только на преступления.
В отличие от временно выбывшего из игры Толика Аршинов развил бурную деятельность. Он сорвал с шеи рваные брюки, швырнул их на платформу и подошел к вентилю трубы, торчавшей сбоку цистерны.
– А сейчас – обещанный сюрприз! Сдается мне, что в этой бочке осталось немного солярки! А ну-ка, братва, поможем мне провернуть эту хрень!
Измотанной поединком с червями «братве» пришлось поднапрячься вновь. Совместными усилиями вентиль удалось провернуть. Сначала – всего на несколько сантиметров. Показался блестящий краешек резьбы. После короткой передышки к остальным присоединился Томский, после чего сопротивление вентиля все же удалось сломить. В трубе раздалось урчание. Аршинов с надеждой смотрел на конец рваного шланга. Урчание стихло, но через пару минут возобновилось. Правда, на количестве вытекающего топлива это никак не отразилось – шланг подрагивал и выпускал наружу лишь воздух.
– М-м-м, чертова бочка! – прапор в ярости пнул цистерну ногой. – Давай же! Ну!!!
Как ни странно, емкость отреагировала на столь грубое обращение. Из шланга вытек ручеек черной, с желтыми прожилками жидкости. Цистерна всхлипнула еще пару раз и, наконец, разразилась целым потоком солярки.
Томский подошел к краю платформы. Черви, следуя своей традиции, спрятались, как только прекратилась вибрация. Однако теперь в схватку с ними вступали не люди, которые могли лишь убегать и защищаться. Ручьи солярки затекали во все щели и собирались в лужи в любом углублении.
Аршинов скрутил старые штаны в жгут, поджег и швырнул вниз. Толик замер, не отрывая взгляда от языков пламени. Он опасался, что за двадцать лет дизельное топливо могло разделиться на фракции и утратить горючесть.
Однако солярка загорелась. Весело потрескивая, пламя распространялось по всему нижнему ярусу. Очень быстро оно нашло первую жертву. Бешено извиваясь, из трещины в полу выполз охваченный пламенем червь. Он яростно молотил хвостом по обломкам бетона и шипел, перекрывая гул набиравшей силу стихии. Еще через несколько минут в агонии билось не меньше двух десятков безглазых тварей, и число их быстро увеличивалось.
Аршинов торжествовал:
– Я же говорил, что еще покажу, как злить прапора российской армии!
– Эй ты, ангел мщения, – Томский тронул Лёху за плечо. – Пора сматываться. Скоро здесь нечем будет дышать.
– Еще немного, Толян, – умолял Аршинов. – Ты ж посмотри, как красиво горят. Загляденье просто!
Тащить прапора к выходу пришлось едва ли не силой. Томский успокоился лишь после того, как задвинул дверь и несколько раз повернул колесо запорного механизма.
* * *
В свете фонариков показались ступени широкой металлической лестницы. Нижние ее ступени упирались в дно квадратной комнатушки. Оно почему-то блестело. Спустившись на пару ступеней, Толик понял, в чем дело – свет отражался в темной и весьма омерзительной на вид жидкости. Комната оказалась затопленной то ли соляркой, то ли простой водой. Чтобы добраться до лестницы в противоположном ее конце, требовалось пересечь метров двадцать подозрительного болота.
Больше всего его волновала глубина. Подходящего шеста под рукой не оказалось. Томскому пришлось связать ремнем стволы своего и аршиновского автоматов. Спустившись, Толик опустил импровизированный измеритель в лужу. Приклад уперся в дно на глубине сантиметров тридцати. Открытие омрачилось тем, что на поверхности потревоженного болота появились пузыри. Они лопнули, распространив невыносимое зловоние. Поморщившись, Томский опустил ногу в жидкость. Она тут же заполнила ботинок. Противно, но все же обнадеживающе – по болоту можно было передвигаться, не опасаясь увязнуть.
Толик обернулся к товарищам:
– Придется промочить ножки. Давайте по моим следам.
– Вездеходыч, – улыбнулся карлику Аршинов. – Иди ко мне на ручки. Давай я тебя как принцессу перенесу!
– Да пошел ты! – откликнулся Вездеход. – Еще понравится!
Поднявшись по второй лестнице, Толик оказался в коридоре шириной в половину обычного туннеля. Толстые кабели здесь крепились к сводчатому потолку и разветвлялись в ящики рубильников, установленные по разным сторонам коридора с периодичностью в двадцать метров.
Томский остановился, поджидая Шамана.
– Долго еще?
– Сейчас будет поворот. Метров через триста – следующий. Потом – еще пара коридоров. Если не запутаюсь, то скоро будем на месте.
– Уж постарайся не запутаться, – посоветовал Аршинов. – А местечко для привала здесь найдется? Желательно, чтоб с дровишками – неохота в мокрых сапогах топать.
– Найдется. Насколько я помню, по пути будут подсобки. Разного хлама там много.
Подсвечивая путь фонариком, Томский двинулся по коридору вслед за Аршиновым, который спешил добраться до подсобки и устроить привал.
Толик думал о Елене. Вспоминает ли его? Или, как другие, записала мужа в убийцы и вычеркнула из памяти?
Сначала он не мог понять, что именно оторвало его от размышлений, но потом сообразил: все дело было в звуке. Едва различимом металлическом лязге. Не впереди, а… сзади. Толик остановился.
– Коля, ты ничего не слышал? Оттуда…
– Нет. А чё? Все тихо, Толян. Тебе померещилось.
– Конечно, померещилось, – поддержал Вездехода Шаман. – Я тоже ничего не слыхал. Мы здесь одни. Со-вер-шен-но! Не забывай – ты сам запер дверь.
– Это-то меня и беспокоит…
Томский неохотно двинулся дальше. Через пару минут он готов был поклясться, что чувствует запах гари. Если принять во внимание, что лязг ему не померещился, то запах объяснялся просто – кто-то открыл сдвижную дверь в логово червей.