Русь против европейского ига. От Александра Невского до Ивана Грозного - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Филиппов, Михаил Елисеев cтр.№ 55

Речь идет о Раковорской битве.

По большому счету, этого сражения могло и не быть. Между Новгородом и орденом на тот момент не было того антагонизма, который существовал в 1240–1242 годах. Взаимных претензий друг к другу стороны не имели, и ничто не указывало на то, что все закончится большой кровью. Казалось, что после набега на Юрьев времена изменились и начался период мирного сосуществования. Пусть соседи и были не слишком довольны друг другом, но зато кровь лить перестали. Ведь, как известно, – худой мир лучше доброй ссоры. Но новгородцы, чья непоследовательность и разгильдяйство стали воистину легендарными, и здесь не утерпели, поспешив вляпаться в очередную авантюру.

В 1267 году новгородская верхушка вместе со своим князем Юрием Андреевичем решили совершить поход на Литву. Дело сие было богоугодное, а для Русской земли очень и очень нужное, поскольку, за исключением Орды, именно литовская опасность выходила сейчас на передний план. Что и подчеркнул автор «Жития Александра Невского»: «В то же время набрал силу народ литовский и начал грабить владения Александровы». Однозначно, что если бы не страшный Батыев погром, который серьезно подорвал обороноспособность Руси, а также влияние ордынского фактора на политику князей, то литовцам никогда бы не дали усилиться настолько, насколько это у них получилось. Каленым железом выжгли, но загнали бы это разбойничье племя обратно в болота. Как во времена Владимира Мономаха, когда «литва из болота на светъ не выникываху» (в переводе «литовцы из болот своих на свет не показывались»). Так говорится в «Слове о погибели Русской земли». Отстояли бы Полоцк и остальные русские земли, захваченные в дальнейшем супостатами. Не дали образоваться Великому княжеству литовскому, злейшему врагу Руси Московской. Многих бед можно было бы избежать в дальнейшем, если бы русские гридни в самом начале раздавили своими тяжелыми сапогами литовскую угрозу. К сожалению, не вышло. Опоздали. Литва объединялась, набирала силу. Теперь с ней приходилось считаться всерьез, не меньше, чем с братьями-рыцарями. Лев Николаевич Гумилев приготовил для этого явления хитрую формулировку, после которой вроде и объяснять ничего не нужно. Пассионарность. Вот она в это время и накрыла литовские земли. Мы не будем опираться на такие суровые термины, обозначим явление проще. В Литве, наконец, нашлись вожди, сумевшие с помощью силы и хитрости занять лидирующее положение среди остальных и тем самым собрать разрозненные доселе племена в единый кулак. Появилась вертикаль власти, которая стала определять внешнюю политику. Появилось государство. А противники, в том числе и русские соседи, этот момент проглядели, не нанесли упреждающего удара, других дел было по горло. Теперь приходилось опасаться не диких неорганизованных набегов, а целенаправленного захвата собственных территорий. Появился новый враг, более опасный, чем старый. Это до новгородцев наконец-то дошло. А раз дошло, то пришло время остудить пыл тех, кто покушается на их земли и являет угрозу их торговым интересам.

Так вот, казалось бы, собрались новгородцы в поход на Литву. Определили врага, составили план операции, взяли в руки оружие, князь вывел дружину в поле, а те, у кого были, сверили часы.

Что после этого происходит во всех нормальных русских княжествах? Нетрудно догадаться. После этого – держись, враг. Запирайся в крепостях, прячь добро и береги девок. Дальше все решает бой – кто сильнее, умнее и хитрее. У кого дружина покрепче да воеводы ратное дело лучше разумеют. Так что все, казалось бы, хорошо, да что-то было нехорошо.

А в чем могла быть здесь загвоздка? Ни в чем. Просто – это Новгород. А в Новгороде все не как у людей. В Новгороде – демократия. Новгородская I летопись старшего извода так описывает эти события. «Сдумаша новгородци съ княземъ своимъ съ Юрьемъ, хотеша ити на Литву; и яко быша на Дубровне, бысть распря, инеи хотеша на Литву, а инии на Полтескъ, а иныи за Нарову, въспятишася и поидоша за Нарову къ Раковору».

Больше всего это собрание напоминает басню Крылова про лебедя, рака и щуку. «Когда в товарищах согласья нет, на лад их дело не пойдет».

Но, увы, Крылова новгородцам читать не доводилось. Да скорее всего, и он бы им не помог. Не прочистил мозги. Ведь такие явления происходили в Господине Великом Новгороде не раз и не два. Это просто еще один пример той новгородской демократии, которой восхищаются либералы. Во всей ее красе!

Итог подобной безответственности был предсказуем. «Он шел на Одессу, а вышел к Херсону» – так пели про революционного матроса Железняка в Гражданскую войну. Теперь Литва могла вздохнуть спокойно. Вместо столь нужного похода на Литву новгородцы напали на замок Раковор, принадлежавший датчанам, и попытались овладеть им штурмом. Видимо, они очень хотели повторить свой набег за барахлом на Дерпт в 1262 году, правда, в другом месте и в другое время. Но в этот раз не задалось. Потеряв в перестрелке семь человек, русские ушли в Новгород. В очередной раз гора родила мышь. Но новгородская правящая верхушка, словно норовистый конь, закусила удила и помчалась вперед, ничего не замечая на своем пути. Теперь на первый план выступила обида. Она застила глаза и туманила мозг, и без того не сильно крепкий. А раз есть обида, значит, должна быть и месть. Как же иначе.

Даешь Раковор! С таким ревом просыпались обиженные новгородцы по ночам, пугая своих домочадцев. После того, как они захватили и разграбили Юрьев, отпор у Раковора был словно плевок в душу.

Вот тут у нас возникает закономерный вопрос – а на кой ляд этот замок новгородцам вообще потребовался? Это не Дерпт, из которого постоянно исходит угроза северо-западным рубежам Руси, и даже не Ревель, который является богатым торговым городом. По сравнению с ними Раковор (немцы называли его Везенберг) небольшое строение на периферии. Говорить о том, что русские хотели овладеть замком и там закрепиться, не приходится, поскольку в 1262 году они не стали удерживать захваченный Дерпт.

Раковор не был ни портом и ни центром торговли, да и особого стратегического значения не имел. Однако новгородцы с упорством, достойным лучшего применения, идут на него. Дополнительным мотивом, поддерживающим разгорающуюся обиду, могло быть то, что Раковор принадлежал датчанам – находился «в земле короля» (Ливонская рифмованная хроника). А на тот момент именно датские владения находились в Прибалтике в наиболее уязвимом положении, поскольку Дания постепенно теряла интерес к Эстонии, а соответственно и авторитет в этом регионе. Датчане уже не конкурировали с остальными за захват новых прибалтийских территорий. Им бы свои земли удержать. К тому же интересы новгородского купечества могли ущемляться именно датчанами, а отсюда и столь яростное желание насолить конкретно им. Да на помощь своих немецких соседей королевским людям было проблематично рассчитывать.

Дело в том, что к этому времени в Прибалтике творился совершенный бардак, поскольку владения как братьев-рыцарей и датчан, так и архиепископа Рижского и епископа Дерптского были раскиданы по всему региону. Орден имел земли в южной и центральной Ливонии, гранича как с Дерптским епископством, так и землями архиепископа, а датские владения протянулись от реки Наровы вдоль побережья до Рижского залива. И между всеми этими территориями периодически возникали противоречия, которые мешали католикам выступить в Прибалтике единым фронтом.