– А ты как считаешь? – решил спросить я у Кочи. – Куда нам лучше махнуть? На север или в Бенкулу?
– К дайверам?
– Ну да.
– К ним ехать не надо. Если они тебе нужны, я их подманю. Я же у тебя спрашивал, а ты молчал.
– Черт тебя возьми, Коча! Почему ты всегда говоришь загадками?!
– Нет, Хай. Я тебе сказал, что могу их приманить. Я охотник.
– Понятно. Ладно, извини. Давай поговорим об этом.
– Так они тебе нужны?
– Да, Коча, – как можно спокойнее ответил я. – Они мне нужны. Может быть, не они сами, а их опыт, их снаряжение.
– Я так и подумал. Тогда мы их подманим. У нас есть то, что им очень нужно, но без нас они это никак не возьмут.
– Что? – осторожно поинтересовался я.
– Золото, затопленное у побережья возле Рошана.
Я остановился как вкопанный.
– Ты собираешься им его подарить?
– Нет. Но мы же собирались доставать его всего за десять процентов. А так нам достанется сорок.
– Почему же сорок, а не пятьдесят?
– Ты думаешь только о золоте, или тебе надо что-то еще?
Я промолчал. Да, золото определенно имеет какую-то особую власть над людьми. Удивительную. Но не над всеми. Вот Коча был к нему не то чтобы совсем равнодушен, но оно возбуждало его не больше, чем кусок хлеба. Честно говоря, я ему завидовал в этом.
– Значит, у тебя есть план? – поинтересовался я.
– Да. Ты согласен на сорок процентов?
– Я согласен даже на двадцать. Десять тебе, десять мне.
– Ты хороший человек, Хай, – улыбнулся Коча. – Так мы все хорошо сделаем. Хорошая будет охота. Очень хорошая, вот посмотришь.
Снова меня кольнуло недоброе предчувствие, но я его отогнал.
– Так куда едем?
– В Рошан! – радостно закивал австралиец. – Надо спешить, они там все скоро будут. Нам надо успеть раньше.
От Рошана до Лубуклингау было около пяти часов езды на автобусе. Точнее, не до самого Рошана, туда теперь автобус не ходит и пойдет не скоро, а до съезда к восточной трассе, ведущей в город. Оттуда придется пешочком. Но Коча вроде бы чувствовал себя замечательно, хромоты видно не было, а значит, дорогу он осилит. В крайнем случае, я помогу. Тащил же я его раненного через лес.
Расстраивало меня только наше городское вооружение. В условиях джунглей совсем не помешала бы винтовка, хотя бы одна на двоих. Точнее, в любом случае одна на двоих, потому что даже если бы Коче в руки и попало огнестрельное оружие, то обращаться он с ним все равно не умел совершенно. Не дай бог еще себе ногу прострелит.
В автобусе за темными акриловыми окнами царили полумрак и кондиционированная прохлада. Пассажиры первое время озирались на босого Кочу, но потом перестали. Я дремал под мерный гул турбин, время от времени поглядывая на бесконечные джунгли за окнами. Коча медитировал. Было у него такое особое состояние, когда он подолгу сидел с открытыми глазами и глядел внутрь себя. Иногда меня это раздражало, но после ночной пулеметной поддержки я мог простить Коче многие из его почти звериных привычек. Например, привычку чесаться. Причем он прекрасно знал, что на людях чесаться нельзя. А вот когда мы оставались вдвоем, он мог чесаться подолгу и с удовольствием, хотя никаких паразитов на нем не водилось. Порой мне казалось, что он просто прикидывается инфантильным простачком, а на самом деле меня тестирует. Смотрит на мою реакцию и делает выводы. Но каждый раз, уже через несколько минут после возникновения такой идеи, я выбрасывал ее из головы, успокоенный новым доказательством Кочиной беспомощности.
– А почему ты решил, что дайверы еще не на месте, если ты сразу сказал им про золото? – спросил я Кочу. – Ты ведь с ними черте когда разговаривал?
– В сезон дождей тут делать было нечего, – улыбнулся австралиец. – А он только кончился. К тому же им надо подготовиться. И нам надо приготовиться, чтобы их приманить. Не отвлекай, мне надо подумать.
Он снова погрузился в свою медитацию.
«Вот фрукт… – подумал я без прежней неприязни. – Подумать ему надо. Мне такой возможности не предоставил, а сам извилинами шевелит. Мыслитель».
Иногда в глубине джунглей или прямо у дороги, отодвинув лес в сторону, возникали серые призраки заброшенных городов. Большинство из них не стали восстанавливать после войны, но были и развалины более позднего времени, вроде Рошана. Наконец мы добрались до нужного перекрестка с желтым указателем, сообщающим, что до Рошана шесть километров. Я растолкал Кочу, и мы выбрались в душную предвечернюю жару. Автобус загудел турбинами и укатил, оставив нас на пустынном шоссе.
– Ну что, мудрый Коча, можем мы отправиться в погребенный под прахом Рошан? – спросил я.
– Да, Хай, пойдем. Раньше ты не называл меня мудрым, спасибо.
– Ну, я тоже взрослею.
– Это хорошо. Пройдем по дороге две трети пути. Потом надо свернуть в джунгли.
– Почему так?
Коча присел на корточки и показал на бетоне черный след от резины. Такой могла оставить только свернувшая в сторону Рошана машина.
– Грузовик, – сказал он, поднимаясь. – После того, как проехал, дождя не было. А дождь был три дня назад.
Судя по высохшим подтекам песка в кювете, он был прав.
– Грузовик, значит… – сказал я, срывая травинку. – Не попасть бы к черту в зубы.
– Все будет хорошо, Хай, – улыбнулся Коча. – Это будет наша охота. Тем более – тебе нужны не те люди, которые приехали, а те, которые останутся.
С этой стороны на вопрос я не смотрел. Нет, как бы я ни злился временами на австралийца, но котелок у него варил. Совсем не как у нас, европейцев, совсем в другой плоскости. Но не хуже.
– Ты прав, мудрый Коча, – сказал я без всякой издевки. – Кажется, именно это и имел в виду мой отец.
Мы двинулись по обочине дороги в сторону развалин Рошана. Солнце быстро клонилось к закату, окрашивая воздух и пыль в янтарный оттенок. Иногда я срывал высокие травинки, росшие во влажном кювете, и жевал их в задумчивости, а Коча, как ребенок, честное слово, косил их кинжалом. В лесу раздавались вскрики птиц, готовящихся к ночлегу, и нарастающий звон цикад. Примерно на половине пути мы услышали впереди мощный взрыв.
– Торпеда, – сразу определил Коча, ничуть не изменившись в лице. – Средняя.
Мы с ним еще несколько месяцев назад решили классифицировать торпеды хотя бы по весу, потому что Коча уверил меня, что торпеды, в отличие от мин, не растут сколько можно. У них конечный вес зависит от типа и никогда этих границ не переходит. Поскольку каждую тварь взвесить трудно, тем более разглядывая их в бинокль с берега, мы окрестили торпеды маленькими, большими и средними, исходя из видимого размера и особенностей строения. Я бы предпочел более точную классификацию, присвоил бы каждой твари уникальный номер и тип, но не было у меня пока такой возможности, вот и приходилось пользоваться результатами дистанционных наблюдений.