Фото на развалинах - читать онлайн книгу. Автор: Светлана Пономарева, Николай Пономарев cтр.№ 6

— Давай спросим, — предложила Наташа, поправляя джинсовый пиджачок. Пиджачок был тёмно-бордовый и нравиться историку, по версии Зелениной, не мог.

— Давайте я спрошу, — предложил я ехидно.

— Фёдоров, — Наташа остановилась и тормознула меня, ухватив за рюкзак. — Только скажи Вите какую-нибудь гадость, и я тебя покалечу.

— Ты что, Титова, влюбилась? — уточнил я.

— Тебя это должно волновать? — сказала Наташа. — Правильно, не должно. Я предупредила!

Я промолчал, и Наташа, резко повернувшись, пошла в класс, а вместе с ней и Алиска, бросившая мне через плечо:

— И чего ты на него окрысился?

Да, нужно было действовать… Только как — я всё ещё не знал. К тому же вдруг почувствовал себя довольно мерзко — температура снова начала подниматься. Что ж, это в моём стиле, — чуть промочу ноги, замёрзну, так жди соплей, а то и ангины. Никакого иммунитета. Хилое городское дитя…

Я порылся в рюкзаке, достал носовой платок и затолкал в рукав свитера.

Улыбка на лице Виктора Валентиновича сегодня была ещё шире, чем вчера. Как будто он смертельно по нас соскучился — и наконец-то, вот радость, увидел! Сегодня мне предстояло лицезреть его аж два урока подряд — три часа истории у нашего класса скомпонованы в два дня. Плюс седьмым уроком — философия. Первый час обещанного факультатива. Оставалось надеяться, что я не захлебнусь за это время соплями и что меня не стошнит от радостного вида Карбони. Второго, пожалуй, избежать будет гораздо сложней…

Историк мелькал у доски в своём белоснежном свитере, улыбался и писал мелом нужные даты. Надо было задать вопрос по теме, неожиданный и сложный, чтобы он не смог ответить. Это я умею. За это меня ненавидели учителя старой школы и уже начинают недолюбливать здесь. Но как назло в голову ничего умного не лезло, а стоял там непрерывно нарастающий болезненный гул.

Я положил локти на парту, а голову — на них, и почти задремал.

— Вопросы у класса есть?

Слово «вопросы» вырвало меня из дрёмы, и я поднял руку. По привычке и потому, что я как раз и собирался его о чём-то спросить. Но о чём?

— Елисей?

Ну да, конечно, я поднял руку один. Всем остальным всё было понятно.

Я встал и увидел, что Наташа, повернувшись ко мне, презрительно сощурила глаза. Она ведь просила не лезть к историку, а я нарушаю её просьбу. Но что спросить-то? Я его речь толком не слышал.

— У тебя вопрос? — уточнил Виктор Валентинович, направляясь ко мне по проходу между парт.

— Да, — сказал я, — почему вы ушли с прежнего места работы? Почему вы пошли в школу? Нормальный человек не будет работать за такую зарплату.

Класс затих.

— Елисей, — медленно начал Карбони, — я по образованию историк, и мне хотелось получить педагогическую практику. Я не вижу ничего постыдного в работе в школе. Напротив, это дело вполне благое. Предыдущая моя работа была связана с раскопками. Летом я к ней вернусь.

— Вы грабите могилы? — вырвалось у меня. Не специально, правда. Наташа покраснела.

А историк вдруг расхохотался. Да так, что слёзы выступили. И, смеясь, махнул рукой, мол, садись:

— О нравственно-этических аспектах археологии поговорим либо индивидуально, либо на факультативе, если это заинтересует ещё кого-то, кроме тебя.

Я сел, осознавая свой провал. Надо же было сморозить такую глупость! И всё из-за дурацкой головной боли. Хотел подгадить Вите, а получилось — наклал себе же в карман.

Последние пять минут урока тянулись ужасно долго, я едва смог дождаться звонка. Даже спина Наташи, казалось, источает раздражение.

Вместе со звонком я встал и выскочил из класса.

• • •

Это была самая противная болезнь в моей жизни. Так сказать, обильно приправленная осознанием своей дурости.

Раньше болеть было даже прикольно — лежишь дома, ничего делать не должен, глотай таблетки, полощи горло и читай книги. Родители опять же тебя жалеют и проявляют внимание. В этот раз всё было не так. Мать обиделась и вообще ко мне не заходила. Наташа обиделась и как будто говорила со всех своих фотографий: Фёдоров, я тебя покалечу за то, что ты Вите сказал! Весь мир от меня отвернулся. Даже читать я не мог — вместо строчек из книги в голове постоянно возникали собственные невесёлые мысли. Выздоравливать и идти в школу не хотелось.

В воскресенье вечером позвонила Зеленина. Соврала, что классная просила узнать, как дела. На самом деле классной было на меня глубоко наплевать, ей чем меньше народу за партами, тем спокойней. Алиска сделала это исключительно для себя, потому что я ей нравлюсь. После стандартного вопроса о самочувствии она поинтересовалась, буду ли я к следующему воскресенью в состоянии прийти к ней на день рождения.

— Не знаю, — честно сказал я. Так как мать меня игнорировала, я занимался самолечением. И довольно безуспешно — температура упорно держалась, и горло болело.

— Жаль. Кого ни позову, никто не может. Только Наташа и Оля Морозова согласились.

Наташа — это интересно, подумал я. Это шанс загладить свою тупость, оправдаться и помириться.

— И ещё мы хотели Виктора Валентиновича пригласить. Только он отказался. В общем, получается — одни девчонки, — Алиска печально вздохнула.

— Ладно, приду. Что тебе подарить-то?

— Прояви смекалку, — захихикала она.

Проявлять что-то мне было лень, я размышлял, чья это идея — пригласить Карбони к Зелениной. Алискина, или всё-таки Наташина. И я сказал:

— У меня книжка есть ненужная. «История пыток» называется. Подарить?

— Подари, — сказала Алиска, — буду знать, как тебя пытать. В общем, в воскресенье в четыре. Только, Елисей, вы с Наташей не ссорьтесь у меня, ладно? Она на тебя здорово злится с того раза. Считает, что ты класс перед педагогом опозорил.

О да… Все остальные — просто радость школы, один я позор. Кто бы мог подумать…

— Ну если она не полезет меня калечить, то буду корректен.

— Кстати, Виктор Валентинович просил тебе передать, чтобы ты поправлялся. Он на тебя не сердится. Ты же от температуры ерунду говорил.

Захотелось дать Алиске в лоб, но, к её счастью, это было невозможно.

— Ему тоже… не кашлять, — мрачно сказал я, — ладно, Зеленина, я пошёл горло полоскать. Ради тебя, а то к воскресенью не вылечусь.

И положил трубку.

Всё было ещё хуже, чем казалось сначала. Я вёл себя как идиот, а Виктор Валентинович — как великий гуманист. Не обиделся на меня, передал, чтоб выздоравливал. Да лучше бы он психанул. А так, естественно, понравится Наташе ещё больше!