Звонок будильника вырвал меня из сна. Я сел на постели, продолжая улыбаться. Мне было хорошо.
• • •
За четыре дня до Нового года я повёл Алиску на развалины ТЭЦ. Она сама попросила показать, откуда я снимал кадры, сейчас висящие у меня на стене. Мы здорово посмеялись, протискиваясь на территорию под забором. Потом поднялись к тому самому окну, в котором я сидел осенью. Алиска поставила локти на кирпичи и глянула вниз:
— Ужас как высоко.
— Я не боюсь высоты, — сказал я. — А во сне даже хожу между крышами.
Сегодня я решил нарисовать то, что вижу отсюда, и принёс с собой бумагу и карандаши.
Я сел в проёме и принялся за дело. А Алиска прыгала рядом то на одной, то на другой ноге. Даже не потому, что ей было холодно. Просто это была одна из её привычек — никогда не стоять спокойно. Я уже притерпелся к ней. Последнее время Алиска была постоянно рядом со мной. Она знала о моей жизни больше, чем все остальные, и почему-то всё меньше раздражала. Такая вот забавная сложилась ситуация.
— Хочешь, что-то скажу? — вдруг спросила она.
Я кивнул.
— Титова разлюбила историка. Точно знаю. И парня у неё нет.
— Ты все сплетни знаешь, — усмехнулся я и продолжал рисовать.
— И что, не попытаешься ей понравиться?
— Не-а.
Я не врал. На бумаге одно за другим появлялись серые здания. Алиска мелькала рядом, выковыривая пластик жвачки из упаковки.
— Жаль, что мама не разрешит нам вместе встретить Новый Год, — вздохнула Алиска. — Было бы здорово.
— Я бы всё равно не смог, — сказал я, не отрываясь от бумаги, — мать выписывают завтра. Так что мне надо быть дома. Попробуем встретить год как положено, всей семьёй.
— А…
— А с тобой можем первого куда-нибудь сходить.
Алиска снова вздохнула.
Новый Год обещал быть для меня не таким, какой был прежний. Я точно знал — всё будет хорошо!
— Ты классно рисуешь!
Алиска мне говорила это, наверное, раз сотый. Но это её ни капли не смущало.
— А ещё говорят, что Витя женится. Ну, девчонки говорят.
— Да знаю я. Вот это точно не новость.
— А ты к нему в гости снова ходил, что ли?
— Ходил, книжки брал почитать. И девушку его снова видел. Извини, фотоотчёта не будет, — я засмеялся.
— Везёт тебе, вперёд всех всё узнаёшь. И не рассказываешь.
— Ну я-то в него не влюблён, чего сразу на всю школу орать, что он женится?
— Вредный ты, — подытожила Алиска тоже в сотый раз.
— Ты сволочь, Лесь, но я тебя люблю, — передразнил я её и закрыл руками голову, потому что она тут же в шутку замахнулась.
— А вот мне кажется, что Виктор Валентинович от нас уйдёт, — уяснив, что дать по затылку мне не удастся, сказала Алиска, — спорим, в 11-м классе его уже не будет.
— И правильно сделает. Я бы на его месте обязательно ушёл.
— Нет, жалко. Классный дядька.
— Жалко, — согласился я.
Мне не хотелось бы, чтобы Карбони ушёл. С одной стороны, я привык к нему, и уже не представлял школу без его уроков. Но с другой стороны, если бы он к нам в школу не устроился, не было бы всей этой истории. А с третьей стороны, могла бы быть иная история. И кто даст гарантию, что не хуже? Как линии на моём рисунке, пересекаясь и смешиваясь, образовывали дома и улицы, так и возможные вероятности смешивались у меня в голове. Я пытался представить, что было бы, если… И получалось много разных случаев, ни один из которых со мной не произошёл. А что случилось, то случилось.
Может быть, Виктор специально попал в нашу школу, чтобы я разобрался в своей любви к Наташе. Ха-ха. Или я специально ему попался, чтобы он смог осуществить свою миссионерскую функцию и принести мне, дикому папуасу, мысль о братской любви между человеками? Интересно, вон та группа в тёмных шубах и пуховиках, что топчется на остановке, испытывает друг к другу светлые чувства? Я прищурился, присматриваясь. Ну да уж, куда там. Сейчас подойдёт набитый автобус, и они будут пихать друг друга в надежде туда втиснуться. И даже если кто-то из них, в общем-то, не злой человек, всё равно будет пихаться. Потому что даже доброму надо куда-то ехать.
Теория Виктора Карбони почти не действовала во внешнем мире. Разве что в душе. Думай о хорошем, делай хорошее, и тебе будет легче. Минимум — морально. А то вокруг плохо, внутри плохо, ведёшь себя, как сволочь… Мрак какой-то. Наконец-то я кое-как вмонтировал мысли историка в свой образ жизни… И, даже можно сказать, сломал одну из схем. Схема пессимизма треснула оттого, что я пытался увидеть вокруг добро.
Алиска громко щёлкнула пузырём от жвачки и подёргала меня за локоть:
— Слушай, ну ты уже основное всё нарисовал, дома доделаешь, мне, между прочим, холодно.
— Одеваться надо теплее, между прочим, — проворчал я, скатывая лист в рулончик, — на, держи, произведение гения-универсала. Потом в интервью расскажешь, что брала в руки шедевр. Ну, когда я прославлюсь.
Алиска засмеялась и начала спускаться вниз. А я ещё на пол минутки задержался. Сидел в оконном проёме, закинув голову, и смотрел в серое пасмурное небо. Хорошее бы получилось фото, если бы меня щёлкнули оттуда, с облака. Серый город и серый мальчик в разваленном здании. Может, Бог специально делает наш мир таким, чтобы вдоволь пофотографировать и развесить фото по стенам? А когда устаёт от серости и разрушения, то устраивает весну и лето. И тогда его снимки получаются яркие и цветные…
Это показалось мне очень правдоподобным. Я улыбнулся и слез с окна. Тогда — всё хорошо. Потому что за осенью и зимой всегда наступает цветная весна. И ничто не кончается разрушением.
Омск, 2006
Послесловие
В 2008 году мне выпала честь быть председателем жюри, которое выполняло непростую задачу: присуждало премии по итогам Литературного конкурса Сергея Михалкова, поэта и писателя, ставшим и моим учителем, и моим другом.
Что же это за премия? Для чего её учредили Российский Фонд Культуры и Совет по детской книге России? Мы стремились найти новые, пока ещё никому не известные таланты и помочь опубликовать самые интересные книги. Книги, которые могут полюбиться вам, юным читателям, уже вступающим во взрослую жизнь. Мы тщательно рассматривали все творения авторов — и поэзию, и прозу. Очень старались отобрать в первую очередь те, в которых писатели и поэты смогли затронуть темы, действительно близкие и понятные «тинэйджерам» (как теперь стали говорить, заменив этим колючим словом ясное и тёплое русское слово «подросток»).
Рукописей на Конкурс пришло великое множество. Как же выбрать лучшие? Фамилии авторов знали лишь два человека — координаторы всего процесса. А членам жюри, в том числе и мне, председателю, рукописи поступали просто под номерами. Тут уже решающим было только качество будущей книги, её содержание и художественные достоинства. Члены жюри — известные писатели, критики, редакторы, библиотекари — прочли все до единой рукописи, обсудили их на совместных заседаниях, приводили аргументы за и против, наконец, проголосовали. И лишь в самом конце, когда споры закончились, когда были выбраны действительно лучшие произведения, тогда только мы узнали имена победителей.