«Тридцать второго… – мелькает у него в голове. – Боже мой! Решения тридцать второго съезда! КПСС! Коммунистической партии! Советского Союза! Так, значит, здесь еще социализм?! Советский строй?!»
И тут на своей стороне улицы, немного ближе старого выхода из метро «Красные Ворота», он видит на первом этаже дома светящуюся вывеску «ПИРОЖКОВАЯ», безо всякого имени собственного! Алексей на секунду вспоминает, какими были кафе-столовые-пирожковые при социализме (он их успел ребенком застать), и внутренне вздрагивает. Помнятся грязные граненые стаканы, подавальщицы в несвежих фартуках, алюминиевые вилки и вонь – то ли от помоев, то ли от несвежей еды. Он понимает, для того, чтобы лучше понять общество, в котором оказался, он просто обязан зайти внутрь. Данилов зажмуривается, старается не дышать и толкает стеклянную дверь заведения.
Однако ничего ужасного не происходит. Кафе практически ничем не отличается от тех, к которым Алексей привык за последние двадцать три года капитализма на Руси. Неброский дизайн, приятный аромат свежесваренного кофе и булочек, за столиками – парочки или компании девчонок. Правда, в глаза бросается расположенная на самом видном месте надпись «Уголок потребителя». Под ней на веревочке висит «Книга жалоб», а также, вот странность, «Боевой листок», и имеется небольшая «Доска почета», на которой маячит пара молодых физиономий. Один из персонажей «Доски почета», юная дева лет двадцати, теперь вырастает перед Даниловым живьем. Любезно спрашивает – совсем как в его капиталистическом мире: «Вы один будете…» – но тут добавляет совершенно несуразное, но прекрасно укладывающееся в логику сна: «…товарищ?» Алеша вздрагивает, но отвечает: «Да, один я здесь у вас, совершенно один, – и добавляет совершенно непривычное: – Дорогой ты мой товарищ официантка». Его обращение «товарищ официантка» девушка воспринимает как должное, провожает Данилова к столику, который кажется ему лучшим из свободных – с видом на улицу. Подает ему меню. Но Алексей его даже не открывает. «Принесите-ка мне, товарищ, – странное, социалистическое обращение повторять приятно, оно, словно лимонад, слегка шипит на языке: «товарищщщ», – коктейль Молотова», – неожиданно даже для самого себя выговаривает он.
Девушка растерянно вздрагивает:
– Простите, но у нас нет такого коктейля. Я даже не слышала о нем…
– Тогда какие есть? – спрашивает он.
– Есть «Шампань-коблер», – начинает она старательно перечислять, – «Ворошиловский стрелок», «Любовь на пляже», «Мохито», «Маргарита», «Свободная Куба»…
Он на минуту удивляется тому, что здесь старательно перемешались напитки советского периода и классические «Мохито» с «Маргаритой». А еще тому, как целомудренно обозваны «Секс на пляже» и «Куба либре».
– Нет, коктейлей не надо, – обрывает он. – Принесите мне, пожалуйста, чашку капучино и тирамису.
Заказ официантку совсем не поражает – видать, здесь, несмотря на тридцать второй съезд КПСС, не в диковинку ни капучино, ни тирамису. Вот попробовал бы он вылезти с подобным заказом году в девяностом, что бы ему сказали? В лучшем случае налили б кофе с молоком из титана и кинули засохший сочник с творогом.
Официантка действовала намного быстрее, чем в привычной ему Москве, – не успел он и глазом моргнуть, как капучино и тирамису стояли перед ним на столике.
– Постойте, – придержал Данилов девушку, – а это вы там, на Доске почета красуетесь?
Она пунцово закраснелась и кивнула: «Да, я».
– Вы молодец, быстро работаете, – в ответ на комплимент официантка заалелась еще гуще, хотя, казалось, алее некуда. – А вас как зовут?
– Ульяна, – прошептала девушка.
– Я с вами не заигрываю, товарищ Ульяна, просто интересуюсь: а вы только работаете или еще и учитесь?
– Учусь, в МВТУ, на третьем курсе.
– Как же вы все успеваете – и работать, и учиться? МВТУ – вуз очень сложный!
– А что делать, это у нас стройотряд такой – в кафе работаем.
– Стройотряд? – подивился Алексей. – Но вы ведь ничего не строите!
Ульяна, в свою очередь, подивилась еще больше:
– Что ж такого? Так говорят, – а потом пристально уставилась на Данилова. – А вы что, иностранец?
Алексей смешался. Промелькнула паническая мысль: еще за шпиона примут. Как у них тут, интересно, со шпиономанией? Если судить по тридцать второму съезду, очень может быть развита; хотя, с другой стороны, имеются тирамису, довольно буржуазное кафе и «Фольксвагены» – вроде бы не лучшая питательная среда для ксенофобии и паранойи. Хотя лучше, от греха, сменить тему.
– Я, знаете ли, приезжий, – сказал он девушке и подумал про себя: «А сейчас мы проверим, какой тут у них социализм и Советский Союз». И добавил: – Я из Львова прибыл, по линии повышения квалификации партийных работников. – Непонятно, откуда выскочил у него Львов, а в особенности повышение квалификации партийных работников – наверное, из глубоких тайников генетической памяти. Однако ни название города, ни упоминание всуе партии не вызвали у официантки никакого непонимания, словно так оно и надо.
Странное сочетание! КПСС и тирамису, с ума сойти!
Общество, в котором он оказался, занимало его все больше. Он подумал, что крайне интересно было бы прочесть, что пишут о нем в Википедии, и, словно невзначай, спросил Ульяну:
– А у вас тут вай-фай есть?
Она вылупилась на него:
– Кто, простите? – было совершенно очевидно, что она слышит этот термин впервые.
Он продолжал туповато настаивать:
– Ну, Интернет действует тут у вас?
Ульяна изумилась еще больше:
– Что?!
Он махнул рукой:
– Не обращайте внимания, – и только тут заметил: никто из молодежи, сидящей в кафе, за все время, что он тут находится, никаким сотовым телефоном ни разу не воспользовался. Ни один не говорил и не слушал трубку, не тыкал в экран смартфона, и ни перед кем аппаратик на столе не лежал. И тогда Данилов попросил Ульяну:
– А не принесете ли вы мне свежую газету?
– Газету? Конечно. Какую изволите? – уточнила официантка. Она стала, видимо, уставать от странного посетителя.
– Если можно, «Коммерсант».
– Какую-какую? – опять вылупилась на него девушка.
– Тогда лучше «Новую».
– У нас никакой «Новой» нет, – прошептала Ульяна, вновь посматривая на клиента, как на чудо чудное. – Вы уверены, что такая существует?
– Да, – промямлил он, – издается… местная… у нас во Львове… Понятно, почему у вас нет… Столица все-таки… Наверно, вы только центральные имеете?
– Ну да.
– А какие?
– «Правда» есть. «Советская Россия». «Труд». «Красная звезда».
– О, замечательно! Тащите «Правду».
Никогда еще в своей жизни Данилов с таким вниманием не просматривал ни одну газету – тем более «Правду». Ее, орган коммунистической партии, он даже не видывал много лет. Если не считать, конечно, свой ужасный сон из шестьдесят второго года. Однако если и улица, и кафе в определенной степени являлись зеркалом общества, в котором он теперь оказался, то газета, вероятно, отражала его наиболее сильным образом.