Из толпы послышались возгласы одобрения.
– Басмач, – сказал один из автоматчиков, светлобородый, с безуминкой в глазах, – Брэк с нами должен на Игры идти. Если его попишут, кто у нас третий в команде будет?
Басмач скорчил мину, будто ему на язык попалось что-то чрезвычайно горькое, повернулся к светлобородому автоматчику и тихо, с легкой ленцой произнес:
– Найдешь.
– Не ссы, Лом, – прохрипел здоровяк, делая шаг вперед и вытаскивая огромный мясницкий нож, видимо, служивший когда-то для разделки свиных туш. – Я этого хмыря уделаю на раз-два.
Противники оказались в центре круга, образованного шумящей толпой. Братва, торгаши, шлюхи, мелкие сводники и самая обыкновенная пьянь сгрудились вокруг двух человек, готовящихся искромсать друг друга. Люди, превратившись в серую, пропитанную перегаром биомассу, кричали, вопили, повизгивали в предвкушении сладостного кровавого зрелища.
Кто-то из торгашей принимал ставки. Шансы Фольгера оценивали один к пяти, Брэк считался явным фаворитом. Оно и не мудрено. Верзила был чуть ли не на две головы выше Феликса. И оружие Брэка внушало почтительный ужас: огромный, остро заточенный поварской секач шириною в полторы мужские ладони и длиною не менее локтя. Таким, пожалуй, можно перерубить руку с одного удара.
Бородатый громила бросил свирепый взгляд на Феликса, снисходительно ухмыльнулся и сплюнул под ноги.
– Нехреновый у тебя шинкенмессер, – заметил Фольгер, извлекая из ножен свое оружие – небольшой листовидный нож с двусторонней заточкой.
– Я отобрал его у одного людоеда возле Мертвого перегона, – прохрипел Брэк. – Этот секач разделал немало человеческих туш. Скоро ты узнаешь его силу.
Басмач объявил о начале боя. Бородатый верзила, выставив руку с поварским ножом, надвигался на Феликса. Неуклюже, но уверенно.
– Убей его! Убей! – ревела толпа. – Заруби эту мразь!
Фольгер стоял на месте и сверлил взглядом исподлобья противника. Он держал нож прямым хватом в правой руке, согнув ее в локте и выдвинув левые руку и ногу вперед.
– Оттяпай ему башку! – гнусаво орал кто-то сзади и слева. – Эта сука мне нос сломала!
Верзила наступал не торопясь, обнажив желтые зубы в хищной ухмылке, будто ощущая свое безусловное превосходство над никчемным противником. И стены, и своды, и колонны – тут все свое, новокузнецкое. Чужаку здесь не выжить.
– Замочи гниду, замочи! – кричали полуголые девки. – Он нам клиентов распугал!
Громила резко замахнулся, метя в голову Фольгера. Феликс отступил двумя короткими быстрыми шажками, и секач со свистом пронесся мимо. Толпа взревела от восторга. Теперь уже нельзя было разобрать отдельных голосов, – все смешалось в сплошной неистовый рокот сотен человеческих глоток.
Брэк снова рубанул – и опять не попал в противника, поскольку Фольгер вовремя отскочил, наткнувшись спиной на кричащую массу. Зеваки сразу же подтолкнули его навстречу верзиле. Бородатый бандит оскалился: отступать Феликсу больше было некуда. Замахнувшись, Брэк подался вперед. Отклонив корпус, перенеся вес на правую ногу, Феликс нанес молниеносный удар левой в промежность. Верзила, издав хриплый присвист, согнулся пополам, и тут же листовидный нож вошел в его горло.
Толпа мгновенно умолкла. Секач с пронзительным звоном упал на гранитный пол, а вслед за ним рухнул Брэк. Бородатый бандит что-то сипел, обхватив горло, ноги его елозили по грязной платформе, но струйка темной крови била из раны, не останавливаясь, и жизнь быстро покидала гиганта.
– Извините, что шоу длилось не так долго, как вам хотелось, – сказал Фольгер, поймав за штанину поверженного врага и вытерев об нее нож, – но мне в самом деле пора. Дела ждут.
– Хер ты куда пойдешь! – взревел русобородый, направив автомат на Феликса. – Где мне теперь такого напарника для Игр найти?!
Фольгер отправил нож в ножны, взял рюкзак и, посмотрев на Басмача, вежливо улыбнулся:
– Ты ведь держишь слово, я знаю.
Басмач нехотя кивнул и манерно ленивым жестом приказал русобородому опустить автомат.
– Спасибо, – сказал Феликс, протискиваясь сквозь толпу, – с дороги, унтерменши! Я спешу!
– Мы еще встретимся! – крикнул вдогонку Фольгеру русобородый.
– Очень даже может быть, – ответил Феликс, спрыгнув с платформы.
– Запомни мое имя, урод, меня зовут Лом. Ты понял, Лом!!!
– Да пофиг, – сказал Фольгер, – я все равно забуду. Ты только безымянка, и ничего более.
Глава 5
Изнанки мира
Перегон до Павелецкой радиальной Ева преодолела быстрым шагом. Значительную часть пути по туннелю она шла в полной темноте, изредка включая электродинамический фонарик. Фонарик был старый, гас каждые пять минут, и девушке приходилось на ходу вертеть тихо жужжащую рукоятку, чтобы его зарядить.
Несколько раз, оставшись без света, Ева замедляла шаг и подумывала вернуться на Новокузнецкую. Как все ужасно вышло. У Фольгера случился приступ. Он надрывно кашлял, отхаркивался кровью, изгибался и тянул руки вверх. А потом потерял сознание. Поначалу девушка очень сильно испугалась. Но, убедившись, что Филя жив, быстро оделась и постаралась незаметно покинуть бандитскую станцию. У входа в туннель возле костра сидели несколько крепышей, но никто из них и не подумал остановить ее. Ева обладала особым даром. Она представляла себя летучей мышью и внаглую шла мимо охраны, быстро произнося про себя: «Меня нет! Меня нет! Меня нет!» Люди, если специально не концентрировали на ней внимание, а травили байки или играли в карты, не замечали девушку. Они смотрели на нее, как на многоножку, семенящую по стене: «Ну, идет себе какая-то краля, и пускай идет, нам-то что?» Правда, действие дара не отличалось постоянством, и в Рейхе Еву несколько раз задерживали на блокпостах.
Уже возле самой Павелецкой Ева развернулась и прошла с десяток шагов в обратном направлении. Вдруг Филя умер? Или еще хуже: его прирезали отморозки Басмача и скормили людоедам у Мертвого перегона? Но, хорошенько поразмыслив, девушка отказалась от глупой затеи возвращаться на Новокузнецкую. Уже никому ничем не помочь. Да и Басмач после бегства посадит ее на цепь. А может, и не посадит. Может, наградит. Кто знает, что у него на уме? Лучше не рисковать.
«Ты, Филька, сволочь конченая, – а все равно жалко тебя, козла бессердечного», – подумала Ева, перейдя почти на бег.
Павелецкая радиальная встретила путницу гнетущим ледяным сумраком. Ева здесь никогда не была, но много слышала о станции с неисправными гермоворотами, на которую практически каждую ночь наведываются мутировавшие твари. Она взглянула на фосфоресцирующие огоньки наручных часов. Около десяти утра. Стрельбы не слышно. Значит, все монстры спят мирным сном на поверхности, на руинах Москвы.
«И снимся им мы, – подумала девушка, – и урчат у них, бедных, животики, и слюнки текут на бетон, и лапками они дергают во сне, и не понимают, за что в них стреляют, они ведь просто хотят кушать…»