Есть вещи, которые – когда в конце концов убеждаешься в них – повергают в отчаяние.
В 1932 году Макс Мэллоуэн впервые рискнул провести собственные раскопки.
Он был увлечен доисторическими исследованиями, поэтому дворцы, которые он раскапывал в составе экспедиций, его мало интересовали. Он мечтал раскопать маленький курган недалеко от древней Ниневии, в деревушке Арпачии. Агата Кристи упоминает в своих мемуарах, что любые раскопки стоили дорого, но ни слова не говорит, где Макс нашел деньги на свою «авантюру», как тогда называли его интерес к кургану. Скорее всего, она сама его и профинансировала, как не раз было впоследствии.
Им с ходу повезло – Макс откопал сгоревшую гончарную мастерскую, в которой было много прекрасно сохранившейся посуды. Так что в Лондон они вернулись триумфаторами. Агата гордилась находкой Макса и своим участием в этом куда больше, чем своими книгами.
На радостях они перед отъездом устроили для местных жителей скачки. «Пришедшего первым ожидал приз в виде коровы с теленком, второго – овца, третьего – коза. Было несколько призов помельче: куры, мешки с мукой и лукошки с яйцами – от сотни штук до десятка, – вспоминала Агата Кристи. – Всем участникам полагалось по пригоршне фиников и столько халвы, сколько каждый сможет унести в двух ладонях. Заметьте, все эти призы обошлись нам в десять фунтов… Мы покидали Арпачию под крики: «Да благословит вас Аллах!», «Приезжайте снова!» и всяческие добрые пожелания».
Когда они через пятнадцать лет снова приехали туда, встречать их вышла вся деревня. Все помнили те самые скачки.
Человек сам своими руками должен прокладывать путь в жизни.
С 1933 по 1938 год Агата Кристи ездила с Максом на раскопки в Сирию.
Они, правда, хотели вернуться в Арпачию, но сложная политическая ситуация в Ираке не позволила продолжать там археологические работы.
Это были счастливые годы, практически ничем не омраченные. Три-четыре месяца на раскопках, потом возвращение в Англию, где Макс писал работы по археологии, а Агата – детективы и пьесы. За эти шесть лет она написала несколько сборников рассказов и одиннадцать романов, в том числе такие признанные шедевры детективного жанра, как «Восточный экспресс», «Карты на стол», «Убийство в трех актах» и вышедшие в 1939 году «Десять негритят».
Она становилась все более популярной, деньги текли рекой, хватало уже не только на безбедную жизнь, но и на любые прихоти, что душа пожелает. Макс в отличие от Арчи не испытывал комплексов из-за славы и богатства своей жены и был только рад, что она его финансово поддерживает. Впрочем, ему ничего не нужно было, кроме денег на раскопки.
Время от времени, правда, на Агату Кристи нападала неуверенность в себе, когда она жаловалась мужу: «Макс, это ужасно, я совершенно разучилась писать – я больше ничего не умею! Я не напишу больше ни одной книги». Тот каждый раз терпеливо отвлекался от своих дел и утешал ее, что все в порядке, напишет, просто надо пройти через эту стадию, успокоиться, и вдохновение вернется. И оно, конечно, возвращалось. Правда, ее беспокоило то, что работа все больше превращается в рутину и не вызывает у нее прежнего энтузиазма.
Археологи – это детективы прошлого.
В 1936 году дочь Агаты Кристи Розалинда была представлена ко двору.
В свое время ни Мэдж, ни Агата не удостоились такой чести, поскольку у них не было денег на светский дебют в Лондоне. Другое дело – Розалинда, дочь преуспевающей писательницы.
Агата Кристи не была особо трепетной матерью. Безусловно, она любила дочь, заботилась о ней и о том, чтобы у нее все было самое лучшее, но виделись они мало, в основном на каникулах. Она воспитывала Розалинду так же, как воспитывали ее саму – с помощью нянь, гувернанток и пансионов. После школы та отправилась завершать образование в Швейцарии, Франции и Германии. Ну а когда вернулась, пришло время выводить ее в свет.
«Здесь ее ждал безоговорочный успех, – с удовольствием вспоминала Агата Кристи, – ее называли одной из самых привлекательных дебютанток года, и она развлекалась вовсю». Правда, сама Агата при триумфе дочери не присутствовала, разведенных женщин во дворец не допускали.
Однако прошли те времена, когда леди обязаны были сидеть дома, и после светского сезона Агата спросила дочь, чем та намерена заниматься. И тут Розалинде удалось ее шокировать – она сказала, что хочет стать моделью. Впрочем, судя по тому, как легко она дала себя переубедить, наверняка это была просто шутка. Порешили на том, что она займется фотографией. Правда, закончилось все тем, что фотографией занялась сама Агата, а Розалинда продолжила вести праздную жизнь светской леди.
В девяносто девяти случаях женщины ведут себя как дуры, но на сотый оказываются хитрее мужчин.
Став богатой, Агата Кристи занялась коллекционированием домов.
«Я всегда обожала собственные дома, – вспоминала она в автобиографии, – в моей жизни был момент, незадолго до начала Второй мировой войны, когда я владела восемью домами. Я отыскивала в Лондоне полуразвалившиеся, ветхие здания, перестраивала, отделывала и обставляла их. Когда началась война и пришлось страховать их от бомбежки, владение столькими домами не казалось мне уже таким приятным. Впрочем, я получила хороший доход от их продажи. Когда я могла себе это позволить, приобретение домов было моим самым любимым занятием. Мне и сейчас интересно пройти мимо «своего» дома, посмотреть, как его содержат, и попробовать угадать, что за люди в нем теперь живут».
Ее любимым лондонским домом стал особняк на Шеффилд-террас, напомнивший ей родительский дом в Торки. Там она впервые в жизни завела себе рабочий кабинет, в котором были только «пианино, крепкий большой стол, удобная софа или диван, стул с высокой прямой спинкой, чтобы печатать на машинке, и одно кресло, в котором можно расслабиться».
Для отдыха на природе они купили «восхитительный дом в стиле эпохи королевы Анны» в Уоллингфорде с прекрасным видом на луга и берег Темзы. Но вскоре разразилась война, почти все дома пришлось продать, включая и особняк на Шеффилд-террас, пострадавший от немецкой бомбы. А дом в Уоллингфорде остался и стал их основным прибежищем на всю оставшуюся жизнь.
Сдержанный человек гораздо интереснее.
В 1939 году Агата Кристи продала родительский Эшфилд и купила поместье Гринвей.
«В один прекрасный день мы увидели объявление, что продается дом, который я знала с детства, – вспоминала она, – Гринвей, стоявший на берегу Дарта, усадьба, которую моя мать считала – и я полностью разделяла ее мнение – самой лучшей из всех, расположенных вдоль реки». Агате и в голову не пришло, что она может его купить, ведь она с детства помнила его как нечто великолепное и недоступное для их семьи. Однако ей хотелось побывать там, и они с Максом поехали в поместье, изображая покупателей.