За право летать - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Лазарчук, Ирина Андронати cтр.№ 24

Сон на тихих лапах придет в сумерках, этого теперь не переломить. Она могла засыпать только в сумерки – вечерние или утренние, безразлично. А значит, надо как-то дотянуть до рассвета…

Она прислушалась. Виталий тихонько застонал и завозился. Еще один скальп, укоризненно сказала внутри неё «правильная» Вита, в круглых очках, бантиках за ушами и синем костюмчике с белым воротничком. Но на самом деле это не было охотой за скальпами, и тут «бантик» была не права, после сегодняшнего просто необходимо было наделать глупостей; чтобы не наделать глупостей, разрядиться нужно было и отгородиться от мира, и хорошо, что подвернулся Виталий, а то она затащила бы в постель Кима, а это «не есть карашо», потому что у Димы не хватит тормозов, чтобы удержаться в рамках… а вылетать за рамки в нынешних обстоятельствах нельзя ну никак…

Ужас, пожаловалась она «бантику», я так рационально-цинична, подхватила та. А с Димой надо будет поговорить, кажется, он обиделся. Оскорбился.

Поговорить?.. Не сейчас. И даже не послезавтра. Такой разговор кончится или койкой, или разрывом. Нам это надо? Но рано или поздно…

Такого напарника – четкого, исполнительного, хватающего все на лету, понимающего с полувзгляда – у неё не было никогда. В отличие от всех прочих, он никогда не наступал дважды на одни и те же грабли – да и новые, хорошо замаскированные грабли часто ухитрялся перешагнуть, даже не заметив. Это была не простая удачливость – это был талант удачливости, вещь редкая и ценная. Кима нельзя было потерять из-за житейского пустяка, из-за отношений… из-за физиологии, черт побери, будем выражаться прямо!..

Ладно. Инициативы он пока не проявлял, а вот когда проявит, тогда и будем решать. Ага?

Вита ещё постояла у окна, потом легла и укрылась теплым пледом. Лунный лучик медленно скользил по стене. Потом по нему спустились, держась за руки, два маленьких человечка, переглянулись, звонко хихикнули и куда-то удрали. До утренних сумерек оставалось часа два, но она уже спала, не сознавая этого.

Поэтому негромкий, но уверенный стук в дверь показался ей чем-то вроде землетрясения.

Кое-как выпутавшись из прорванного сновидения, она накинула халатик и открыла дверь. В тусклом красноватом коридорном свете стоял Ким, придерживаясь рукой за стену. Он был здорово пьян.

– Что такое, Кимушка? – Она вышла к нему, прикрыв дверь.

– Телеграмма, Эвита Максимовна, – сказал он, тщательно борясь с согласными. – Из штаба. Срочно вылетаем. Вот.

Он протянул голубоватую бумажку. Вита прочитала. Потом ещё раз.

– Не понимаю, – сказала она. – Зачем?

Ким пожал плечами.

– Серегу я послал за билетами. В девять с копейками будет прямой в Питер. Чтобы не прыгать. Как блохи.

– Это ты правильно…

Что-то скакнуло в сознании и пропало. Блохи, блохи… скачут… На какой-то миг показалось, что – вот оно… Но нет, пропало окончательно.

Ладно. Если важное, то вернется. А не вернется, так и черт с ним. Во сне ей часто снились гениальные стихи. Иногда они запоминались. И оказывались полнейшей чушью.

Менделееву, паршивцу, просто повезло…

– Хорошо, Димочка. Разбуди меня в семь. Он кивнул, повернулся и пошел прочь, держась подчеркнуто прямо.

– Да, и еще…

Ким повернулся с готовностью. На повороте его качнуло.

– Когда нет посторонних, зови меня просто Вита. И на «ты». Договорились?

– Нет, – сказал он.

…И потом, когда она ласково, но настойчиво растормошила Виталия, и потом, и потом, и ещё потом, когда она даже задремала ненадолго на его бугристом плече, – ей все вспоминался некстати мрачноватый блеск в тех больших черных вечно прищуренных глазах…

Плохо, плохо, все плохо, все намного хуже, чем было, и от этого в Нем просыпалось что-то жалящее, яростное, сдавливающее горло. Когда внезапно вокруг оказалось множество Больших-холодных и они оттеснили в сторону Большого-теплого, Он просто растерялся. Никогда прежде не было, чтобы Он так долго и так много не знал, что Ему делать. Только когда чужаки подступили ко Второму, Он словно очнулся. Теперь Он точно знал – надо защищать. И не смог. Чужаков слишком много. Он слишком маленький – это Он понимал отчетливо. Драться одному – неправильно, рядом или за спиной должен быть Второй.

Все было плохо, все было неправильно. Он не мог даже шевельнуться, а к Нему все время прикасались, кололись, кусались, трогались, что-то делали, куда-то переносили, кормили, шумели, кажется, говорили, но все были такие холодные, что Он даже не пытался понять, что от Него хотят. Потом колоться и трогаться перестали, и перед глазами стало все белое, и на этом белом стали появляться цветные штуки и закорючки, Второй, его лицо, руки, много-много Больших, которые делали разные вещи. Они казались настоящими, но были плоскими. Закорючки часто повторялись, картинки тоже, это должно было что-то значить, но Он не хотел понимать. Он хотел вернуться к Большому-теплому, а ещё лучше – назад, когда Он был целым и Ему не было так больно и холодно…

Ким был подчеркнуто корректен всю дорогу – до аэропорта, в самом аэропорту, в самолете, – но вокруг него, кажется, струился морозный парок. Оседая тонкими игольчатыми кристаллами… Пройдет, все пройдет, неуверенно думала Вита. Полет длился почти два часа, небо за стеклом было черное, сияли звезды. На этой страшной высоте они сияли и в полдень, но здесь и сейчас была ночь.

Где-то над Уралом догнали луну…

Рядов пять в заднем салоне выгородили специальными ширмами. Вита знала, что – вернее, кого там везут, её все подмывало пойти и заговорить с коллегами, пусть даже и с «кузенами»… но она не шла, потому что это было впадлу, а пила прихваченное запасливым Кимом пиво и заедала его вкусным вяленым осьминогом. Ей все хотелось, чтобы Ким оттаял, а он никак не оттаивал.

А потом оттуда, из отгородки, донесся вскрик, и все это «впадлу», и все инструкции, и вся неприязнь к кузенам куда-то делись. Она бросилась по проходу, ей попыталась преградить путь какая-то девица в красной кофте – сядь, милая, и посиди! – а потом охранник в сером, они тащили с собой и охранника, и этот охранник повел себя грубо, но потом он оказался за её спиной, и Ким ему что-то втолковывал между зуботычинами, Ким только на вид хрупкий…

За портьерой ряды кресел были сложены в гармошку, а на свободном месте стояли две медицинские каталки, сверкающие никелем (а может быть, хромом, она вечно путала, где хром, а где никель… а может быть, кадмий?..) и хлещущие по глазам флюоресцентно-розовым кожзаменителем обтяжки. Спасательные плотики из такого делать – с Луны будет видно…

На одной из каталок под зеленоватой хирургической простыней лежало неподвижное тельце; с другой простыня свисала, и тот, кто под ней лежал, сейчас напрягал все силы, чтобы порвать нейлоновые ремни, которыми был притянут к скобкам – почти распят. Ремни не сдадутся, но котенок сломает кости, порвет мышцы… В Виту вцепились с двух сторон, поволокли назад, но она все же успела дотянуться, погладить шерстку на задней лапе, передать: не бойся, я здесь! Ответа не было, но кажется, кажется…