Подвиг Севастополя 1942. Готенланд - читать онлайн книгу. Автор: Виктор Костевич cтр.№ 89

– Дэнь добрый, люды добри, – сказал один из новичков, старикан лет под сорок пять, если даже не больше.

Новеньких раскидали по отделениям, деда определили к нам. Звали его Дмитро Ляшенко, родом он был с Полтавщины и говорил на украинском языке. («Сам ты украинский, – обиженно сказал Шевченко. – Нормальный человеческий язык».) Воевал он еще в империалистическую, в пехоте – и теперь, призванный из эвакуации в Сталинградской области, попал в пехоту по собственному желанию. «Чи я хворый? Я шче цих молодых сам усёму навчу». Шевченко взял его к себе вторым номером. «Такой спокойный – в нашем деле самый подходящий».

Между прочим, после прибытия пополнения между Сергеевым и Старовольским состоялся разговор, услышанный мной случайно, что называется, краем уха и, можно сказать, нелегально – незаметно для них, что меня не красило. Но виноват я не был, поскольку просто оправлялся в закутке, а дать о себе знать постеснялся.

«Шевченко-то ваш давно на флоте?» – спросил Сергеева Старовольский. «Четвертый год». – «Странно… С его талантами и до сих пор краснофлотец». – «А он шел на старшину второй статьи, вместе с Левкой. А потом кого-то у них в Первомайске взяли». – «И что – за это притормозили?» – удивился Старовольский, но как-то не очень сильно. «Зачем за это? Было бы желание, а повод всегда найдется. Был там у нас один…» – «Теперь они незаметными стали. По крайней мере, здесь». – «Может быть, – усмехнулся Сергеев. – Только я Мишку уже три раза представлял – и на «Боевые заслуги», и к «звездочке», и на повышение – дулю с маком. Кстати, ты с Лукьяненко поосторожнее». Старовольский помолчал, а потом заметил: «Что-то Земскиса не видать». Сергеев в ответ усмехнулся: «У товарища старшего политрука важные дела в политотделе армии. Третий день уже. Да и ладно, перетопчемся, без него спокойнее».

С Лукьяненко поосторожнее… И Мишка говорил о нем похоже. Даже Мухин надулся тогда на старшину, хотя и ненадолго, на следующее утро снова были лучшие друзья. Однако есть же такие люди – никто их не любит, ни начальники, ни подчиненные. И они никого.

* * *

Следующим утром, до начала обстрела, когда взвод со Старовольским заканчивал ночные труды, а я дневалил по блиндажу, у нас появилась Марина Волошина. Как просочилась – непонятно. Словно бы из другого мира – чистая, аккуратная, настолько другая, чем мы, что даже гимнастерка и бриджи смотрелись на ней как нарядное платье. Увидев меня с веником, улыбнулась во весь свой красивый рот.

– Привет, боец. А младший лейтенант Старовольский где?

Я не слишком учтиво ответил:

– Младший лейтенант Старовольский занят. Что ему передать, товарищ младший сержант медицинской службы?

Она не ответила, пожала плечами и села за наш деревянный стол с горевшей на нем плошкой. Поставила под стол тяжелый с виду вещмешок, извлекла из медицинской сумки блокнотик и стала что-то туда писать. Я терпеливо ждал. Махать в ее присутствии веником было неловко. Она поощрительно усмехнулась.

– Ты не стесняйся, продолжай. У тебя своя работа, у меня своя.

– Я уже закончил, – ответил я с легким раздражением. – Вы, я так понимаю, тут у нас намерены остаться? А то ведь скоро начнется.

– Нет, не намерена, – сказала она. – А что, места жалко?

Я буркнул:

– Не жалко, оставайся. Хотя у нас и в самом деле тесновато. И все больше мужчины. Грязные и вонючие.

Она прошлась глазами по моей фигуре. Порой прищуривая глаз – словно стараясь что-то на мне разглядеть. Видит, что ли, первый раз, физические данные оценивает?

– Ты проверялся на педикулез? Моешься? Чистота – залог здоровья.

«Ах ты, паразитка», – окончательно разозлился я. И гневно отрезал:

– Нет у меня вшей.

Заметив мою злость, она изменила тон, добавив в голос чуть виноватые и слегка материнские нотки.

– Да не дуйся ты, политбоец. Есть хочешь?

Я хотел и честно в этом признался. Уже вторую неделю мы питались одними сухарями, а из-за обстрела в последние дни случались перебои с водой. Между тем как в Маринкином вещмешке заметно круглились интересные банки.

– Вот и ладно, – сказала Марина. – А я попрощаться пришла. Заменили меня на батарее. Вот так. Отпустили на полчасика, а потом в тыл, в санчасть. Там сейчас работы много, больше, чем здесь, говорят.

Я скорее за нее порадовался. Отложил в сторону дурацкий веник, присел за столом напротив и приготовился к душевному разговору. Но тут в блиндаж притащился Зильбер, и я поспешно вскочил.

– Здравия желаю, товарищ старшина.

– И тебе того же.

– Будешь с нами есть? – вместо приветствия спросила его Маринка. – Я тушенку принесла. Где ваш начальник?

Зильбер не обратил на это «с нами» никакого внимания. В отличие от меня, испытавшего удивление, смешанное со странным удовольствием.

– А шо не поесть. От шамовки только дурной откажется. Начальник скоро будет. Где тушенку-то надыбала?

Вслед за Зильбером появились Шевченко, Костаки и Мухин.

– Весь актив, вижу, в сборе? – констатировал Михаил. – А у меня, между прочим, тоже кое-что есть, из рассредоточенного провианта, – и вытянул из противогазной сумки две фляжки, явно не с водой.

До меня стало доходить, что Маринка зашла к нам совсем не случайно, а заранее с кем-то договорившись. Решила навестить напоследок, посидеть с нами пару минут. Вот так-то, немцы нас с землей мешают, а мы друг к другу в гости ходим.

Усевшись за столом и внимательно посмотрев на младшего сержанта Волошину, Мухин задумчиво сказал, безо всякого повода возвращаясь к давней теме:

– Моряком-то оно, может, и лучше, чем музыкантом. Девушки любят. Правда ведь, Мариночка?

«Какая она тебе Мариночка?», – недовольно подумал я. И вообще, при чем тут моряки и музыканты – Марина не в курсе вчерашнего трепа. Но она, зная о прошлом Зильбера, сразу же поняла, что имеет в виду бытовик.

– Может, какие и любят. А мне больше сухопутные нравятся, из пехоты. С малиновыми петличками. Вот Алёша, например. Симпатичный мальчик. Политически грамотный. Домовитый.

Шевченко с Зильбером переглянулись. Я в очередной раз нахмурился, зло покосившись на веник. К тому же малиновых петличек у меня не было, их нам не выдавали даже в запасном. «Только добро на говно переводить, – заявил мне Рябчиков, когда, получив гимнастерку, я спросил его о знаках различия, – все равно их теперь на передке не носят. Фрицы вас, недоносков, и без них определят куда следует». И уже потом, в маршевой, пехотные петлицы имелись только у Рябчикова и младшего лейтенанта. Старовольский их так и таскал до сих пор, полевых для замены не было, а посадить лейтенантские кубики просто на ворот, как делали многие, не захотел. Эстет.

– Да не дуйся ты, – рассмеялась Марина. – Что за человек, совсем шуток не понимает. Не нравишься ты мне, Аверин. Глубоко противен и невыносим. Антипатичен и совершенно не волнителен. Доволен?