Кесаревна Отрада между славой и смертью. Книга 1 - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Лазарчук cтр.№ 56

Терентий наклонил голову.

– Людьми для Якуна займусь я, – сказал Войдан. – И вы, дядя Терентий, в это не вмешивайтесь.

– Что? – Терентий вздрогнул. – Ты и Блажену хочешь… да ты ума решился…

Кесаревич покачал головой:

– Иначе она не согласится. Не расстраивайся, всё равно никто из нас в живых не останется… так ли, этак ли…

– Вот что, Войдан, – сказал Рогдай. – Ты прекрати такое думать, ясно? То есть думать ты можешь, но вслух не говори. Не приманивай беду. Она сама дорогу отыщет. Нечего ей помогать.

– Хорошо, – просто сказал Войдан и даже чуть улыбнулся. – Не буду говорить. А может быть, и думать перестану. Но ты-то согласен, дядя Рогдай?

– Как я могу тебе что-то запретить? – очень ровно сказал Рогдай. – Государь наш кесарь сам бы тебя, рукою своею, в этот огонь послал. А я… что я? Иди.

Чуть раньше, после полудня, две сотни бойцов из тысячи акрита Артемона Протасия: славы, отроки и простые солдаты из пастухов – все обутые в мягкие пастушьи сапоги, – пробрались по откосу к одному из конкордийских плацдармов. Командовал отрядом Афанасий Виолет, двоюродный брат Венедима Паригория, несостоявшегося жениха кесаревны Отрады. Уже сговоренное обручение порушил тогда мятежный азах Дедой… В те годы Венедиму было шестнадцать лет. Сейчас он с маленьким отрядом славов метался по восточным землям, ставя в строй стратиотов, крестьянских парней и азахов…

Ну, азахов, понятно – тех, кто пожелает. Остальных особо не спрашивали.

Афанасий в эти дни, дни начала вторжения, испытал жестокое потрясение, сравнимое разве что с тем, когда он, маленький мальчик, вернулся с дядькой-слугой домой из леса – и обнаружил всех родных мёртвыми. Бандиты из шайки Гетана Кудрявого совершили налёт на уединённое поместье… Дядька тогда сошёл с ума, а сам Афанасий долгое время молчал. Не мог говорить, и всё. Прозвище "Молчаливый" сохранилось за ним до сих пор.

Когда Гетана с приспешниками казнили, Афанасий принёс меру пшена и рассыпал под виселицей.

Сейчас он смотрел сквозь ветви колючего кустарника на далёкий галечный пляж, где воины могли только стоять, на чуть неполную сотню баргов, толпящихся в отдалении от берега, на бесчисленное множество лодок, снующих туда и обратно… По трём тропам плотными вереницами поднимались в гору воины и носильщики.

Афанасий несколько минут смотрел на всё это, а потом обернулся и махнул рукой.

Славы и отроки даже не притронулись к мечам: только луки и стрелы понадобились им, чтобы рассечь вереницы вымотанных подъёмом конкордийцев. Мало кто из них успел скрыться за перевалом, прежде чем перевал этот оседлали воины Афанасия. Оставив полсотни бойцов для обороны восточного склона, Афанасий с оставшимися людьми стал спускаться к берегу, стремительно вырубая тех врагов, кто пытался зацепиться за выступы или лощинки. До сих пор в его отряде был только один убитый и два десятка поцарапанных. Остановив спуск на высоте полусотни саженей, Афанасий приказал рассредоточиться по склону и начать беглую стрельбу по тем, кто скопился на пляже…

Это был не бой, а бойня. Конкордийцы пытались закрываться щитами, щитов почему-то не хватало, да и те, что были, не слишком-то защищали от тяжёлой стрелы с трёхгранным шиловидным наконечником. Ответная стрельба была бессмысленна: в горах лук требует особых навыков. У воинов Афанасия они были, а у тех, кто скопился у берега, кто наивно входил в воду или прятался под телами павших, или закрывался втроём, вчетвером одним щитом, выдерживающим попадание разве что лёгкой конкордийской стрелы, или в отчаянии стрелял вверх по склону из своих изящных лакированных луков… стрелы тыкались в камни ниже мелиорцев, путались в кустах, в корнях и ветвях узловатых низкорослых деревьев. Потом ближе к берегу подошли полтора десятка гаян. На каждой гаяне, на носу и на корме, имелось по рамочному луку, тетива которых натягивалась воротом и зажималась специальным замком. Стрела такого лука, длинная, тонкая, в меру тяжёлая, с широким треугольным наконечником и разлапистым оперением, ложилась на воздух и летела версты на две…

Они врезались в склон – или разлетаясь в мелкие щепы, если попадали в камень, или уходя в глину по самое оперение. Закусив губу, Афанасий продолжал стрельбу вниз. Глядя на него, и воины не двигались с мест. Стрел хватало: помимо тех, что в колчанах, каждый воин вместо еды и лат нес с собой ещё и по вязанке. До того момента, когда лучники с гаян пристрелялись, мелиорцы израсходовали едва ли половину своего запаса.

Однако теперь попадали и в них.

То один, то другой воин с криком или без крика рушился вниз, увлекая за собой мелкие камни и потоки сухих глинистых комьев.

– Стрелы на землю! – крикнул Афанасий, и это был единственный приказ, как-то продиктованный изменившейся ситуацией. Ни к чему с каждым убитым терять и его боевой запас. Всё равно: на каждого погибшего слава или отрока приходилось по два-три десятка мёртвых или раненых на пляже…

Тем временем за перевалом разгорелся другой бой. Протасий, всю ночь ведший основные силы своего невеликого отряда тайными тропами и давший людям тайно отдохнуть до полудня, увидел условленные дымы на перевале и повёл хор на сближение с противником. Противник как раз покинул укреплённый лагерь (лёгкий разборный частокол и рогатки) и тремя колоннами шёл к предместью Порт-Ирина – Миррине. Путь им преграждал окоп и вал, утыканный кольями, за которым стояли подошедшие ночью горожане и стратиоты из окрестных поселений, изображающие собой отряд Протасия. Отряд же полным своим числом заходил в тыл и правый фланг разворачивающегося для атаки противника.

Их было всего девятьсот против шести тысяч.

Но заметили их только тогда, когда первые шеренги хора вышли из зарослей и с шага перешли на мерный бег, разгоняясь для удара.

Правофланговая тысяча – "Багряные соколы" – была смята и сметена буквально в несколько минут. Протасий видел это: слитный блеск синих клинков и редкие ответные всплески светлых. Конечно, не все попали под мечи, многие ушли сквозь ряды второй успевшей развернуться тысячи, "Молота неба", но поражение было полнейшим. Эх, если бы на этом бой кончался!..

В момент нападения "Молот" заканчивал развёртывание из походной колонны в боевой клин. Теперь ему требовалось спешно разворачиваться фронтом направо, и исполнить это можно было единственным способом: повернуть направо каждого воина, оставляя его на том месте, где он стоял. Ничего сложного в этом нет, и такой разворот с последующим незначительным перестроением занимает какие-то секунды, но боеспособность такого фронта уже не та. Клин формируется послойно: в первых шеренгах идут молодые воины, способные к страшному выплеску сил в короткой схватке – их задача врезаться во вражеский строй, нарушить его монолитность, – за ними неутомимые ветераны, умеющие методично, часами, вести сечу, – потом резерв из молодых, и, наконец, лучники, стреляющие на ходу через головы пехоты. Сейчас слои эти обнажились, как обнажаются годовые кольца спиленного бревна – и в видимые опытному глазу бреши, повиснув на плечах у отходящих "Соколов", ударили мелиорцы – в упоении только что одержанной победой не чувствующие усталости.