– А ты предлагаешь использовать трактовку через образы и аллегории?
– Именно.
– Что же, это вполне разумно, но не ново.
– Разумеется. Но тут нужно помнить о том, что любой сложный образ или синтетическое понятие тесно связаны с уровнем образования и кругозора того, кто его пытается понять. Да и умственные способности тоже окажутся совершенно не лишними. Если же эту же сложную мысль попытаться донести до плохо образованного человека, то что мы получим? Например, возьмем логарифмическую линейку. Вам она известна. А теперь возьмите ее и пойдите в глухую деревню, где едва ли один человек умеет читать, писать и считать. И попытайтесь ему втолковать, что это и для чего нужно.
– То есть ты, Государь, намекаешь на то, что многие церковные авторитеты… – начал делать замечание иезуит, но царь его перебил.
– Я намекаю на то, церковные авторитеты – дети своего времени. И воспринимать их нужно сообразно. Они были наиболее образованными людьми тех лет, но ничто не стоит на месте. Прошли годы. Мир изменился под влиянием людей. Мы стали знать и уметь больше. Кругозор и образование расширились. Сложные синтетические задачи, без которых невозможны тренировка и развитие ума, стали разнообразнее и многочисленнее. И теперь нам стал доступен новый уровень понимания аллегорий. Единственная досада в том, что святые отцы писали тексты не как есть, а стараясь максимально приблизить их к пониманию простыми людьми. Из-за чего искажали.
– И как бы вы трактовали упомянутую выше цитату? – задумчиво спросил иезуит, время от времени поглядывая на сосредоточенного и внимательного патриарха Иова, который наравне со всеми остальными внимательно следил за беседой.
– Кто есть нищий? В сущности, это не тот, у кого чего-то нет, а тот, кому этого не хватает. Это человек, который алчет, жаждет.
– Блаженны жаждущие духа…
[56]
– медленно произнес иезуит.
– Как-то так. А если уж совсем переводить на русский язык, то получается, что блаженны те, кто постоянно стремится к стяжанию духа. И в этой связи очень много аллегорий Святого Писания получают совершенно иную окраску. Например, знаменитая антитеза между нищим и богачом. Как по мне, так я полагаю, что Всевышний привечает тех, кто постоянно стремится к развитию, самосовершенствованию, двигая и себя, и все человечество вперед. У всех это развитие разное. Кто-то двигает науку, кто-то торговлю, кто-то производство, кто-то совершенствуется в области войны… Вариантов масса. Но главное, если с этой точки зрения смотреть на христианство, то многие проблемы, с которыми столкнулись католики в Европе, становятся очевидны. Как и успех иезуитов.
– Да, пожалуй, здесь есть над чем подумать. Но вы не ответили мне на мой вопрос.
– Для него я и давал эту прелюдию. Мне нужно католичество в России, которая, безусловно, останется православной. Эта нужда взаимовыгодна. Конкуренция двух наиболее могущественных ветвей христианства поможет им поддерживать друг друга в хорошей форме и не расслабляться. Оформит эту духовную нищету, которая заставит их развиваться и совершенствоваться. Мы ведь все христиане и должны помогать друг другу. Я из-за того и старообрядцев прекратил преследовать, дабы православие оживилось и прекратило уже затекать жиром. Огнем и мечом можно людям дать не веру, а страх. Сами понимаете, ничем хорошим это не закончится. Поэтому духовенство нужно выводить из покоя и благоденствия, ставя перед сложными задачами, требующими как минимум ума, а то и находчивости. Сможет ли воин стать великим без битв? Впрочем, я сразу предупреждаю – я в несколько отдаленном будущем позволю вести обращение в католичество с учетом двух важных нюансов. Во-первых, аккуратно и без фанатизма. Любой фанатизм – зло, ибо есть форма одержимости, а нам она не нужна. Во-вторых, вся деятельность католического духовенства должна быть направлена на укрепление позиции России. Если же какие католики станут вредить и пакостить, то их вероисповедание станет отягощающим вину обстоятельством, особенно если это будут не простые прихожане, а клирики. Так что вам нужно очень внимательно следить за использованием католических священников врагами России и стараться не доводить до моего вмешательства. Я ответил на ваш вопрос?
– Вполне, – кивнул иезуит, переглянувшись с патриархом, выглядевшим явно озадаченным.
– Государь, – произнес Иов. – Ты сказал, что единственный путь достигнуть Царствия Небесного – самосовершенствование. Но возможности человека довольно скудны…
– Отнюдь, друг мой. Отнюдь. Что было сказано по этому вопросу в Бытие? Правильно. Господь наш сотворил человека по своему образу и подобию. А потому нет предела совершенству. В этом деле главное – устремление.
– Но человеческая жизнь коротка!
– Так в этом и кроется главный секрет – развиваться нужно не в одиночку, а сообща. Помогая друг другу и правильно воспитывая детей с внуками, дабы они становились лучше нас. Ближе к совершенному образу, эталону.
Наступила тишина – все переваривали услышанное.
Петр же улыбнулся, встал и направился к роялю. За столь долгую жизнь у него была возможность научиться довольно сносно играть на этом инструменте. А так как он готовился к этому разговору, узнав через Анну о намерении Франсуа побеседовать с ним, то весь оркестр уже разучил мелодию одной песни, которая в свое время зацепила самого царя.
Он сел. Кивнул музыкантам. И заиграл первый перебор, что вывело всех гостей из задумчивости, вновь приковав все внимание к своему царю:
Когда-то давно, в древней глуши,
Среди ярких звезд и вечерней тиши
Стоял человек и мечты возводил:
Себя среди звезд он вообразил.
И тихо проговорил:
И может быть, ветер сильнее меня,
А звезды хранят мудрость столетий,
Может быть, кровь холоднее огня,
Спокойствие льда царит на планете… Но!
Я вижу, как горы падут на равнины
Под тяжестью силы ручного труда,
И где жаркий зной, там стоять будут льдины,
А там, где пустыня, – прольется вода.
Раз и навсегда!
По прихоти ума!
Сильнее сжимались смерти тиски:
Люди – фигуры игральной доски —
Забава богов, но кто воевал,
Тот смерти оковы с себя гневно сорвал
И с дерзостью сказал:
И может быть, ветер сильнее меня,
А звезды хранят мудрость столетий,
Может быть, кровь холоднее огня,
Спокойствие льда царит на планете… Но!
На лицах богов воцарилось смятенье,
И то, что творилось на этот раз…
Никто не мог скрыть своего удивленья,