Гуд бай, Берлин! - читать онлайн книгу. Автор: Вольфганг Херрндорф cтр.№ 20

– И что, так можно с любой машиной?

– Не с любой. Только если центральный замок. Делаешь вакуум – и все.

Он пытался выскрести машину с парковочного места, а я крутил и сжимал мячик в руках, ничего не понимая. «Русские», – подумал я.

Через десять минут мы уже грузили вещи в машину. У нас есть прямой ход из дома в гараж, и мы стащили туда все, что нам казалось хоть как-то разумным взять. Прежде всего, взяли хлеб, консервы, хрустящие хлебцы и то, что можно на все это мазать – плавленый сыр, джем, паштет и всякое такое. Мы рассудили, что в поездке иногда будем есть. А для этого нам, конечно, понадобятся тарелки, ложки и ножи. Еще мы взяли трехместную палатку, спальные мешки и пенки. Правда, пенки мы тут же выложили и положили вместо них надувные матрасы. Сначала мы полдома снесли в машину, а потом начали все выбрасывать – большинство вещей совершенно не нужны. Мы таскали эту кучу вещей туда-сюда. Например, поспорили, надо ли брать ролики. Чик считал, что они могут понадобиться, если у нас закончится бензин – чтобы доехать до заправки. А я говорил, что в таком случае можно сразу брать складной велосипед или уж вообще путешествовать на велосипедах. В конце концов, мы придумали взять с собой ящик воды. Как потом оказалась, это было самой лучшей или вообще единственной разумной нашей идеей. А все остальное было совершенной фигней: мы взяли бадминтонные ракетки, огромную кипу манги, четыре пары обуви, отцовский ящик с инструментами и шесть замороженных пицц. Чего мы не стали брать, так это мобильников.

– Чтобы всякие говнюки не определили, где мы находимся, – объяснил Чик.

И дисков мы тоже не взяли. В машине были огромные колонки, но проигрыватель только кассетный – он был обит войлоком и прикручен под бардачком. Честно сказать, я был даже рад, что не буду слушать Бейонсе еще и в машине. Двести евро мы, конечно, взяли с собой, и все остальные мои деньги тоже, хотя мне было не совсем ясно, что мы с ними собираемся делать. Мне представлялось, что мы поедем по безлюдным просторам, чуть ли не по пустыне. Я не посмотрел в Википедии подробно, что там творится вокруг Валахии. Но я сомневался, чтоб жизнь там кипела.

Я выставил руку из окна, а голову положил на руку. Мы ехали со скоростью 30 километров в час среди полей и лугов, над которыми медленно вставало солнце, где-то за Рансдорфом. Это было самое прекрасное и самое странное, что со мной когда-либо происходило. Что в этом было такого странного, трудно сказать, потому что мы всего лишь ехали на машине, а я уже кучу раз в жизни ездил на машине. Но одно дело, когда рядом сидят взрослые и разговаривают о разных видах бетона и Ангеле Меркель, и совсем другое – когда они рядом не сидят и никто не разговаривает. Чик тоже выставил левую руку из окна со своей стороны, а руль держал правой. Мы взбирались на небольшой пригорок, и ощущение было такое, будто «Нива» сама по себе катится среди полей – это совсем другая езда, другой мир. Все казалось больше, краски – ярче, звуки – как в Dolby Surround, и я, честно сказать, не удивился бы, если б перед нами сейчас возник Тони Сопрано, динозавр или космический корабль.

Мы съехали с прямого выезда из Берлина, оставив позади набирающее обороты утреннее движение, и рассекали теперь по пригородам, выбирая второстепенные шоссе и пустынные проселочные дороги. И тут вдруг выяснилось, что у нас нет карты. Только схема дорог Берлина.

– Карты – это для слабаков, – заявил Чик, и, конечно, был прав. Но как добраться до Валахии, если не знаешь даже, где находится Рансдорф? В общем, начала вырисовываться небольшая проблема. Поэтому для начала мы просто решили ехать на юг. Ведь Валахия – в Румынии, а Румыния – на юге.

Следующая трудность заключалась в том, что мы не знали наверняка, где юг. Еще до полудня на небе появились плотные грозовые тучи и закрыли солнце. Жара была – не меньше сорока градусов. Воздух был еще раскаленнее и душнее, чем вчера.

У меня был такой маленький компас-брелок – я его когда-то вытащил из автомата со жвачкой, – но в машине он упорно не желал показывать на юг. Да и снаружи показывал, куда заблагорассудится. Мы специально остановились, чтобы удостовериться в этом. А когда я залезал обратно в машину, то заметил, что под резиновым ковриком у меня под ногами что-то лежит. Аудиокассета. На ней было написано: «The Solid Gold Collection. Ричард Клайдерман». Оказалось, что там даже не музыка, а так – бренчанье на пианино, Моцарт всякий. Но ничего другого у нас все равно не было. Мы надеялись, что на кассете может еще оказаться что-нибудь приличное, поэтому прослушали все до конца. Сорок пять минут. Блин. Но должен признаться: как следует протошнившись по поводу Кляйдермяна и его музыки, мы послушали и вторую сторону, где оказалось то же самое. Но это все-таки лучше, чем ничего. Серьезно, я не стал говорить этого Чику, да и сейчас мне не особо приятно об этом вспоминать, но все это минорное говно страшно меня загрузило. Я стал думать о Татьяне и о том, как она посмотрела на меня, когда я ей вручал рисунок. А потом мы понеслись по автобану под «Балладу для Аделины».

На самом деле мы как-то запутались на подъездах к автостраде, и Чик, который водить в общем-то более-менее умел, но на немецкий автобан еще никогда выезжал, яростно вцепился баранку. Когда после съезда нужно было влиться в поток, он затормозил и остановился, потом снова подбросил газа, потом снова затормозил, некоторое время катился со скоростью пешехода по полосе торможения, и только потом ему удалось перестроиться влево. К счастью, в нас никто не въехал. Я изо всех сил упирался ногами в пол и думал, что если мы сейчас умрем, это будет из-за Кляйдермяна и его пианино. Но мы не умерли. Бренчание становилось все более и более одухотворенным, и мы с Чиком сошлись на том, что нужно валить с автобана на ближайшем съезде и дальше ехать только по тихим шоссе и проселкам. Тут случилась еще одна неприятность: на дороге слева от нас внезапно появился какой-то мужик на черном «мерседесе». Он пялился на нас и яростно жестикулировал, как будто пытаясь что-то нам втолковать. Сначала он вроде показывал цифры пальцами, потом вытащил мобильник, и вид у него был такой, будто он записывает наш номер. Я от страха чуть в штаны не наложил, а Чик только пожал плечами: мол, он благодарен этому типу, обратившему наше внимание на то, что мы до сих пор едем с включенными фарами. Потом мы потеряли его в потоке машин.

Чик действительно выглядел немного старше своих четырнадцати. Но уж точно не на восемнадцать. Правда, мы не знали, как он выглядит на скорости и через грязные стекла. Чтобы это проверить, мы поставили парочку экспериментов на пустой дороге между полей. Я стоял на обочине, Чик раз двадцать проезжал мимо меня, а я смотрел, при каком раскладе у него самый взрослый вид. Он клал спальник на сиденье, чтобы быть повыше, надевал мои солнечные очки, поднимал их на лоб, брал в рот сигарету, а под конец даже приклеил себе пару кусочков черной изоленты на лицо, чтобы изобразить бородку в стиле Кевина Кураньи. Но выглядел Чик при этом вовсе не как Кевин Кураньи, а как четырнадцатилетний мальчишка, налепивший себе изоленту на лицо. В конце концов, он отлепил все это художество и приляпал маленький квадратный кусочек ленты под нос. С этой штукой Чик стал похож на Гитлера, но с расстояния это выглядело действительно лучше всего. А так как мы были еще только в Бранденбурге, политических конфликтов в связи с этим можно было не опасаться.