Дневник Джанни Урагани - читать онлайн книгу. Автор: Луиджи Бертелли cтр.№ 36

– Стоппани, – сказал он мне несколько дней назад, – сегодня вы на хлебе и воде! Направо… Марш!

А всё почему? Он застукал меня в коридоре, который ведёт в гимнастический зал, когда я писал углём на стене: «Долой тиранов!».

Позже директриса сказала мне:

– Ты варвар и грубиян. Варвар, потому что замарал стены, а грубиян, потому что оскорбляешь людей, которые пытаются сделать доброе дело и исправить тебя. Кого ты назвал тиранами? Ну-ка расскажи нам…

– Один тиран – Фридрих Барбаросса, – с готовностью ответил я, – другой Галеаццо Висконти, ещё есть генерал Радецкий и ещё…

– Ты ещё и дерзишь! Быстро в класс!

Эта глупая директриса ничего не понимает: нет чтобы радоваться, что я так невзлюбил этих ужасных исторических персонажей, так она ещё вбила себе в голову, что я над ней смеюсь, и теперь не сводит с меня глаз.

Директриса – жена синьора Станислао, но полная его противоположность. Она низенькая, толстенькая, с красным носом и всё время разглагольствует – целые лекции может прочесть по пустякам. Она носится по всему пансиону: ни секунды не постоит спокойно, на всех бранится и всегда найдёт к чему придраться.

Все учителя подчиняются директору с директрисой, они у них вроде прислуги. Учитель французского утром и вечером целует ручку синьоре Джелтруде; учитель математики на прощанье всегда говорит синьору Станислао: «Ваш покорный слуга, синьор директор!»

Нас, воспитанников, всего 26: 8 старших, 12 средних и 6 младших. Я младше всех. Спим мы в трёх дортуарах, которые расположены все в ряд, едим все вместе в общей столовой: обед, ужин, а по утрам макаем пустой хлеб в кофе с молоком и с крохотной щепоткой сахара.

В первый день за обедом, увидев, что приносят рисовый суп, я воскликнул:

– Славу Богу! Обожаю рис…

А мальчик из старших, что сидит возле меня (за столом нас всегда сажают через одного – маленьких рядом со старшими) – его зовут Тито Бароццо, он из Неаполя, – расхохотался и сказал:

– Посмотрим, как ты запоёшь через неделю-другую!

Тогда я не понял ничего, но теперь-то я отлично понимаю, что он имел в виду.

Я тут уже семь дней, и, кроме пятницы, мы каждый день едим рисовый суп на обед и ужин…

Он так мне надоел, что при одной только мысли о супе с лапшой, который я раньше терпеть не мог, у меня текут слюнки!

Ох, моя милая мамочка, которая столько раз просила Катерину приготовить для меня мои любимые спагетти с анчоусами, как бы она, наверное, расстроилась, если бы знала, что её Джаннино приходится теперь съедать дюжину рисовых супов в неделю!

Сегодня я проснулся на рассвете и решил, пока остальные пятеро мальчишек спят как сурки, взять наконец в руки дневник.

За эти дни случилось два важных события: я побывал в карцере и раскрыл секретный рецепт знаменитой похлёбки.

Итак, третьего дня, то есть 30 января, после завтрака, когда я болтал с Тито Бароццо, к нему подошёл другой старшеклассник, некий Карло Пецци, и шепнул:

– В чулане облака…

– Ясно! – ответил Бароццо и подмигнул.

А чуть погодя сказал мне:

– Ну пока, Стоппани, пойду позанимаюсь.

И удалился в ту же сторону, куда ушёл Пецци.

Но я-то смекнул, что «пойду позанимаюсь» – это просто предлог, а на самом деле Бароццо отправился в чулан, о котором говорил Пецци. Меня одолело любопытство, и я незаметно последовал за ним, мне ведь тоже хотелось посмотреть на облака.

Я подошёл к дверце, за которой исчез Бароццо, открыл её… и всё понял.

В тесную каморку, которая служила для того, чтобы чистить и заправлять керосиновые лампы (с одной стороны выстроились двумя рядами лампы, в углу – цинковая канистра с керосином, а на лавке лежали тряпки и щётки), набилось четверо старших воспитанников; при виде меня они засуетились, а один – Марио Микелоцци – что-то спрятал за спину…

Но это было лишнее: облака всё выдавали с головой, в каморке клубился дым, и всякий узнал бы запах тосканской сигары.

– Зачем ты сюда пришёл? – угрожающе спросил Пецци.

– Вот так так! Я тоже хочу покурить.

– Ни за что! – вмешался Бароццо. – Ты непривыкший… тебе станет плохо, и это нас выдаст.

– Ну ладно, тогда я просто здесь побуду.

– Но смотри, – сказал парень по имени Маурицио дель Понте, – пеняй на себя, если…

– Я, к твоему сведению, – гордо перебил я его, так как уже понял, к чему он клонит, – в жизни ни на кого не ябедничал и не собираюсь!

Тогда Микелоцци, который всё это время на всякий случай держал руку за спиной, вытащил ещё не потухшую тосканскую сигару, жадно сунул её в рот, сделал две-три затяжки и передал её Пецци, который сделал то же самое и передал сигару Бароццо, тот – дель Понте, а дель Понте после трёх затяжек вернул её обратно Микелоцци… Так они передавали по кругу, пока от сигары не остался крошечный окурок и от дыма в чулане невозможно было вздохнуть…

– Откройте окно! – скомандовал Пецци. Микелоцци уже собирался последовать этому мудрому совету, как тут дель Понте выкрикнул:

– Кальпурний!

И бросился вон из комнаты, а за ним остальные.

Меня так огорошил этот неведомый «Кальпурний», что я замешкался, невольно пытаясь понять, что это значит, хотя и догадывался, что это сигнал об опасности; и когда вслед за остальными я собирался выскочить в коридор, то столкнулся нос к носу с синьором Станислао собственной персоной, он схватил меня за плечо и втолкнул обратно с криком:

– Что тут происходит?!

Но объяснять не пришлось; шагнув в каморку, он и так всё понял, глаза у него полезли на лоб, усы задрожали, и он прогрохотал:

– Тут же курили! В чулане с керосином, рискуя взорвать к чёртовой матери весь пансион! Проклятье! Кто тут курил? Ты? Ну-ка дыхни… Марш!

Он нагнулся и заглянул мне прямо в лицо, так что его серые усищи защекотали мне щёки. Я исполнил приказ и дыхнул ему прямо в нос.

– Это не ты… и впрямь, ты же ещё маленький. Курили старшие… те, что удирали, когда я сворачивал в коридор. Кто это был? Смелее… Марш!

– Я не знаю.

– Не знаешь? Как же! Они же были тут с тобой!

– Да, они были со мной… но лиц я толком не видел… Знаете, в таком густом дыму!

Тут усы синьора Станислао задёргались в какой-то дьявольской пляске.