Адмирал Дубасов - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Шигин cтр.№ 7

Из письма Дубасова супруге:

«Наследник в восторге от своего путешествия, третьего дня мы, командиры, были приглашены обедать на „Азов“ и мне удалось очень долго говорить с наследником (который, кстати сказать, чрезвычайно мил со мною). Я думаю, что всё это путешествие, как теперь, так и в особенности в будущем, отразится чрезвычайно благодетельно на его мировоззрении и характере…»

Из письма Дубасова жене:

«Надо тебе сказать, что Ломен (командир крейсера „Память Азова“. – В. Ш.) немножко помешан на том, чтобы беречь свои шлюпки, и в особенности свои паровые катера.

От этого они вечно висят на боканцах, сияя блеском своей краски, но как только приходится их куда-то послать, так они оказываются неисправными вследствие совершенной необученности прислуги. Я держусь другой системы и гоняю свои шлюпки как только можно больше и чаще, и потому, хотя они часто ободраны, поломаны и во всех отношениях носят следы варварского обращения, но прислуга всё-таки сколько-нибудь умеет управляться, и каждая шлюпка может исполнить своё назначение. Что касается офицеров, то я могу даже сказать, что те, которые способны выучиться, т. е. не вовсе безнадёжные, управляются теперь шлюпками очень недурно, а некоторые далее отлично».

Дубасов весьма гордится своим кораблём и его традициями. Он не без гордости сообщает: «…Ни один самый маленький на „Мономахе“ офицер не смотрит на офицера с другого судна иначе как свысока, и быть битым на „Мономахе“ каждый из них считает большей честью, нежели быть увенчанным лаврами на другом судне».

Из Батавии Дубасов пишет жене: «Переход этот ужасно измучил меня, так как, во-первых, плавание в виду берегов всегда очень беспокойно. А в особенности здесь, где масса мелей и очень неправильные течения, а во-вторых, я должен сказать тебе, между нами, что я совершенно не доверяю штурманскому составу, ведущему „Память Азова“, и несколько раз имел случай убедиться, что моё недоверие вполне основательно, поэтому я очень внимательно слежу за его курсами и должен бесконечно беспокоиться вдвойне – и за себя и за него».

Море есть море, и на больших переходах она выматывает не только тело, но и саму душу. На переходе из Сайгона Дубасов пишет жене: «Плавание в одиночку в густом тумане, конечно, спокойнее, чем плавание в эскадре, но так как мне неотлучно и день и ночь пришлось стоять на мостике и через каждые 15 секунд меня оглушал пронзительный паровой свисток, то под конец суток нервы мои были до того разбиты, что я готов был броситься на человека, стоящего у этого кошмарического свистка, и задушить его. Когда к вечеру вчерашнего числа вдруг задул очень свежий ветер, и фрегат стало порядочно бросать на волнении, то я приветствовал этот шторм как избавителя, и действительно им скоро разогнало проклятый туман. Всю ночь был страшный холод, и на палубе стояла вода по щиколотку; но я, завернувшись в свой тёплый плед, спал на верхней палубе с таким сладострастием, как будто надо мной было спокойное голубое небо, наполненное звуками тихо поющих ангелов».

А впереди по курсу уже вырисовывались в туманной дымке скалистые японские берега…

Хотя Япония и считала к этому времени Россию уже своим главным конкурентом на Дальнем Востоке, однако внешне всё было пока спокойно. Петербург старался лишний раз не раздражать своего тихоокеанского соседа. Совсем недавно в российской столице был оказан самый радушный приём путешествующим японским принцам. Теперь настало время и японцам отдать долг вежливости русскому цесаревичу. Последний предполагал пробыть в Японии целый месяц. К визиту наследника российского престола в Стране восходящего солнца готовились заранее. В японских газетах много писали в те дни о дружбе с Россией…

Российские корабли вошли в Нагасаки под гром орудийных салютов. Сойдя на берег, Николай катался на рикше, покупал сувениры. Там же на борт «Памяти Азова» прибыли по его вызову и два мастера тату. Один из них «работал» с Николаем, другой – с его двоюродным братом Георгом Греческим, который сопровождал Николая во время этого путешествия. По окончании визита японского мастера правую руку Николая украсило изображение чёрного дракона с жёлтыми рожками, красным брюхом и зелёными лапами.

Несмотря на секретность визита мастеров на корабль, сведения о том, что на руке наследника русского престола отныне красуется японский дракон, просочились в печать. Теперь уже татуировки наперебой делали себе и офицеры, и матросы. Такого наплыва клиентов у местных мастеров ещё не было.

Посетил Николай и русское кладбище в пригороде Нагасаки – Инасу, которое к его приезду привели в порядок.

После празднования Пасхи, 4 мая цесаревич отправился в Нагасаки уже в качестве представителя русского царя. Николай осмотрел выставку керамики, посетил синтоистское святилище Сува, с удовольствием участвовал в застольях, организуемых в его честь. Ночью официальная программа пребывания сменилась неофициальной. Вместе с Георгием цесаревич посещал ресторан «Волга», где его хозяйка в первый же вечер предложила познакомить уважаемых гостей с местными гейшами. Отныне братья возвращались на борт корабля не ранее четырёх часов утра.

В Нагасаки Николай много общался с офицерами кораблей, в особенности с командирами. Немало времени он провёл и в беседах с Дубасовым, который ему явно импонировал своими знаниями, решительностью, независимостью и, разумеется, Георгиевским крестом в петлице.

Тем временем молодые мичманы и лейтенанты тоже не отставали от высочайших особ и также стремились обзавестись на время стоянки японскими «жёнами». Дело в том, что в Японии того времени были приняты «брачные контракты» на определённый период времени, чем всегда с удовольствием и пользовались европейские моряки. Под воздействием рассказов офицеров и только что прочитанного романа Пьера Лота «Мадам Хризантема» Николай якобы также захотел обзавестись временной женой, но наступившая Страстная неделя помешала исполнению желания молодого человека. Во время Страстной недели Николай выезжал в город инкогнито, никаких официальных встреч японцами также в это время не проводилось из уважения к православным обычаям. Но японские секретные агенты всё равно повсюду сопровождали цесаревича.

Дубасов не препятствовал увлечениям своих офицеров, следя лишь за тем, чтобы они не теряли голову от любви к экзотическим гейшам. Сам он в свободное время знакомился с японской прессой. В те дни командира «Владимира Мономаха» поразило заявление газеты «Нити нити симбун», которая утверждала: «В Европе Россию можно сравнить с рыкающим львом или разгневанным слоном, тогда как на Востоке она подобна ручной овечке или спящей кошке… Те, которые думают, что Россия способна кусаться в Азии, как ядовитая змея, похожи на человека, боящегося тигровой шкуры потому только, что тигр – очень свирепое животное».

– Не знаю, господа, как вы, но я вижу в этой завуалированной попытке нас оскорбить, это залог грядущих столкновений меж нашими державами! – говорил он приглашённым к себе на вечерний чай командирам.

– Но ведь японцы такие улыбчивые! – пожимал плечами командир «Азова» Ломен. – Зачем им на нас нападать?