Солдат великой войны - читать онлайн книгу. Автор: Марк Хелприн cтр.№ 101

Ястребы кружили в вышине, но никогда не решались спикировать, если видели охраняющих стадо пастухов. Алессандро так настроился на звуки ветра и малейшие их изменения, что услышал бы ястребов, попытайся они спикировать, знал бы, где они собирались приземлиться. И держал бы палку наготове.

Только раз Роберто и Алессандро разошлись во мнениях. Случилось это, когда они подошли к маленькому озеру далеко за Л’Акуилой [54] . Алессандро хотел остановиться на восточной стороне, но Роберто повел овец на западную. Хотя находились они слишком далеко, чтобы переговариваться через озеро, спор шел о том, как смотреть на мир при восходе солнца. Алессандро хотел увидеть, как все засверкает, когда солнечный свет зальет озеро, почувствовать его жар на лице, раствориться в его сиянии, а Роберто хотел, чтобы солнце не ослепило овец, когда его свет прорисует каждый изгиб поверхности холмов. Он стоял, наблюдая за чайками на озере. Они казались ему белее альпийского снега. В звездах, облаках и ветре Алессандро надеялся вернуть все, что утратил, потому что под грязью и кровью войны оставались чистота, надежда и любовь.

Чем ближе они подходили к Риму, тем чаще приходилось обходить деревни и фермы, чтобы овцы могли пощипать травку на уже скошенных полях и не идти по узким улицам. Если они не могли провести стадо вдали от селений, потому что путь преграждала река, приходилось пересекать ее по мосту в деревне или рядом, и все четыре сотни овец бежали впереди, словно знали дорогу.

Однажды они вышли из леса на гребень холма и внизу увидели Рим, оседлавший Тибр, свежий, белый, невесомый. В льющемся с востока свете десять тысяч крыш пламенели чешуйками огромной рыбы, только что вытащенной из моря.

Они спустились вниз мимо Субьяко [55] , Сан-Вито-Романо и Галликано-нель-Лацио [56] и вошли в город с юга. Хотя овец часто гоняли по улицам Рима, мужчины не надеялись удержать такое большое стадо и опасались, что овцы разбегутся по лабиринту маленьких улиц. Но по виа Ардеатина они довели их до Стены Адриана и продолжили путь на запад, остановившись спросить у солдата, который нынче день.

– Пятое, – ответил солдат со стены, на которой стоял с винтовкой на плече.

– Октября?

– Откуда вы взялись?

На этот вопрос они не потрудились ответить, но задали свой:

– Какой день?

– Я же сказал.

– Не число, день недели.

– Пятница, – ответил он, гадая, откуда взялись эти олухи.

– Придется платить за корм до понедельника, – вздохнул Роберто.

Теплый и мягкий воздух пах сосновыми иголками, костром и горячим оливковым маслом.

Они погнали овец по Виале-дель-Кампо-Боарио, потом на территорию протестантского кладбища. Обогнув Монте-Тестаччо, где паслись козы, они вышли к скотобойне и загнали овец в широкие ворота. Как только животные попали на просторный двор с отдельными загонами, они поняли, что их предали. И хотя в этой день забой уже прекратился, голоса тех, кто ушел, оставались, как и запах смерти, и овцы заблеяли от ужаса. Глаза округлились, словно они уже видели, что их ждет, но животных окружали заборы, слишком высокие, чтобы перепрыгнуть, и слишком прочные, чтобы проломить. Сердца овечек разбились: жить их ягнятам осталось недолго.

* * *

Алессандро постарался выбрать самый прямой путь по извилистым улицам Трастевере. Углы, где хулиганы собирались со времен Калигулы, пустовали. Они служили в армии, сидели в тюрьмах, умерли или прятались на холмах. Время от времени он проходил мимо молодых солдат с мученическим выражением на лице, означавшим, что увольнительная подошла к концу. Они смотрели на бороду и одежду из овчины, на посох пастуха, блестящие глаза, которые говорили о том, что всю жизнь он проводит на открытом воздухе, и завидовали ему.

Поднимаясь по тысяче ступенек на Джаниколо на сумрачном октябрьском закате, он вдыхал запах листьев, чувствовал холодный воздух над камнями, его умиротворял крутой склон, на котором он знал каждый поворот, каждый камень, каждый металлический поручень.

Он даже верил, что, поднявшись на Джаниколо, пройдя все ступени и обогнув все углы, запустит маятник каких-то гигантских часов, которые начнут правильный отсчет. В такие вечера отец подкладывал поленья в камин, а мать занималась подготовкой к обеду, спорила с Лучаной, как лучше накрыть на стол и надо ли еще что-то приготовить. В окнах горел свет, над трубами поднимался дым. Опавшие листья уже сгребли, дорожки подмели. В сумерках дом напоминал большой фонарь.

Поднимаясь по лестнице, Алессандро молился со всей страстью души, чтобы в доме он все нашел таким, как и прежде, когда полагал, что иначе просто не может быть.

* * *

Вернувшись домой без четверти одиннадцать, Лучана открыла парадную дверь, вошла, закрыла за собой и задвинула засов. Потом в темноте дошла до стены у лестницы, где отыскала выключатель. Когда зажегся свет, она постояла, прислушиваясь, подозрительно огляделась, посмотрела на лестницу.

Хотя дом стоял пустой и холодный, Алессандро просидел в гостиной пять часов. Одежда из овчины не давала замерзнуть, и он сидел в темноте, почти не шевелясь, глядя на смутные тени на потолке. Он обошел все комнаты, но они пустовали, и он не понимал, куда все подевались.

В каминах не пылал огонь, лежала холодная зола. Свежей еды на кухне он не обнаружил. На его кровати стояло несколько коробок с почтой, в том числе и пакет с письмами, которые он посылал с Колокольни. Среди них он нашел и письмо из Вероны, адресованное семье Джулиани. В нем указывалось, что «Алессандро Джулиани из 5-го батальона 19-й бригады речной гвардии направлен на выполнение специального задания и будет недоступен для связи до последующего уведомления». В конце высказывалась просьба: «Пожалуйста, какое-то время потерпите».

Алессандро стал представлять, что все отправились куда-то на обед, а потом вернутся в карете. Отец будет долго вылезать, потом они пройдут по дорожке. Даже если свет в доме не зажегся одновременно во всех комнатах, в каминах не пылал огонь, а в комнатах не пахло свежими цветами, это не имело бы значения при условии, что они вернутся.

А вдруг мать тяжело и долго болела, но все-таки не умерла. Он никому не готов был верить, кроме отца и Лучаны.

Войдя в спальню родителей, он почувствовал себя маленьким ребенком, которого пригнали сюда раскаты грома или бегущая по крыше белка. Он помнил, как лежал, бывало, между отцом и матерью, испугавшись привидений или молнии.