Лейтенант Дмитрий Ильин - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Шигин cтр.№ 12

… Как бытто нёс главу Горгоны к ним в руках,

Окамененье им Ильин навёл и страх,

Он бросил молнию в их плавающие домы,

Ударили со всех сторон от россов громы;

Там бомба, на корабль упав, разорвалась,

И смерть, которая внутри у ней, неслась,

Покрыта искрами, из оной вылетает.

Рукою корабли, другой людей хватает.

К чему ни коснётся, всё гибнет и горит;

Огонь небесну твердь, пучину кровь багрит;

Подъемлют якори, от смерти убегают;

Но, кроясь от огня, друг друга зажигают…

Однако стихи остались стихами, а обещанных «монарших щедрот» герой так и не дождался. Столь большое внимание к некогда безвестному флотскому офицеру вызвало новый приступ ярости у недоброжелателей Ильина. Они перешли к активным действиям. На этот раз враги обвинили Дмитрия Сергеевича в пьянстве.

Вообще, когда выдвигаются обвинения в пьянстве русского морского офицера в восемнадцатом веке, к этому надо относиться осторожно. Дело в том, что пили в ту пору на кораблях все, и пили немало. Матросы имели свою ежедневную казённую чарку водки, а, кроме того, ежедневно по два-три литра пива! Офицеры пили не меньше. Большое количество выдаваемого спиртного обуславливалось прежде всего вечной сыростью тогдашних кораблей, отсутствием отопления, наружными вахтами на пронизывающем ветру и плохим медицинским обеспечением. Помимо казённых спиртных напитков моряки, и в особенности офицеры, употребляли, разумеется, и купленное за собственные деньги. По существу, употребление спиртного было в ту пору единственным средством поддержания на какое-то время здоровья во время плавания. В ту пору моряк вообще считался символом пьяницы.

При этом достаточно часто господа офицеры выдавали такие «пенки», что Ильин там и рядом не стоял!

Вот, к примеру, случай, произошедший в 1753 году на фрегате «Ягудиил» под командой лейтенанта Льва Пальчикова в составе эскадры.

У Готланда во время «крепкого ветра» фрегат получил повреждения рангоута. Корабельный секретарь Николай Титов, бывший в тот момент на вахте, и мичман Михаил Платцов спустились к капитану в каюту, чтобы доложить командиру о случившемся и принять решение на дальнейшие действия. Там они застали лейтенанта Пальчикова, который пьяный валялся в кровати. Не выслушав офицеров, пьяный командир обматерил Титова, а потом матюгами выгнал обоих. После этого Титов отказался нести вахту и передал Пальчикову с рассыльным его приказ о своём назначении на вахту.

Некоторое время спустя мичман Платцов отправился на флагманский корабль, где подал жалобу на поведение командира. Вернувшись оттуда, он прибыл к капитану и доложил о своих действиях. Пальчиков грязно обругал его «за поведение» и велел идти на шканцы. Поднявшись на шканцы вслед за своим офицером, пьяный Пальчиков продолжил там выяснение отношений. При матросах он снова обматерил Платцова, а потом и вовсе ударил его кулаком в лицо. Впрочем, и Платцов в долгу тоже не остался. Драка лейтенанта с мичманом происходила на глазах всей команды. Когда матросы кое-как разняли дерущихся начальников, Пальчиков велел принести им кошки, снять портки с мичмана и выпороть его «как Сидорову козу». Матросы, однако, этого не сделали, побоявшись бить дворянина. Тогда Платцов был арестован командиром и посажен под арест. По прибытии в порт Титов и Платцов подали «доношение» на капитана, а тот, в свою очередь, на них «о взаимно учинённых обидах».

Следственная комиссия приговорила всех трёх к смертной казни. «Умертвен» – так значится в документе. В «Общем морском списке» факт казни лейтенанта Пальчикова, однако, отсутствует. Короче, судьи в конце концов отнеслись к участникам пьяной драки достаточно снисходительно. Имеются данные, что в 1756 году пьяница Пальчиков стал капитан-лейтенантом, а в 1761 году выбыл с флота. По-видимому, его всё же помиловали, а потом ещё восстановили в чине за понесённые лишения.

Что касается Титова и Платцова, то их держали около года в застенке «в железах». После долгих разбирательств судьи в конце концов вынесли обоим оправдательный вердикт, «вменяя им в штраф не подлежащее по сентенции приговорённое к смерти претерпение и содержание в аресте скованна, освободить и определить в команду с прежними их рангами».

Делая вывод из данного случая, можно сказать, что по отношению к пьющим офицерам высшее начальство вело себя достаточно гуманно. Даже такой дикий случай, как потеря управления кораблём командиром из-за пьянства и полное неповиновение офицеров с драками на шканцах, был в конце концов предан забвению. Трудно представить, чем всё могло бы кончиться, если бы «Ягудиил» во время происходивших на нём событий находился в отдельном плавании (где власть командира была абсолютной!), а не в составе эскадры.

История с пьяными офицерами на «Ягудииле» не была чем-то из ряда вон выходящим. Из материалов Адмиралтейств-коллегии за 1761 год: «В Адмиралтейств-коллегии имели рассуждение, что по данному от контр-адмирала князя Мещерского на адмирала Мишукова челобитью, коим просит оный князь Мещерский о спросе его в присутствии коллегии им Мишуковым с великим криком, для чего он, князь Мещерский, главного командира в порте не слушает, и на ответ до него, Мещерского, оный же Мишуков с великим криком сказал: „Пошёл вон! Будешь виноват!" Против чего оный князь Мещерский представляет: в освящённом месте и не в силу о челобитчиках с настольными Ея И.В. указами в претерпении неучтивых слов, просит милостивого решения; а оный адмирал Мишуков поданным же в коллегию доношением просит против того челобития учредить комиссию и произвесть суд».

Во время скандала и адмирал, и князь Мещерский были, само собой разумеется, не слишком трезвы. Дело, однако, осложнялось вовсе не пьяным состоянием обоих флотоводцев, а тем, что из двух поругавшихся адмиралов – один (Мишуков) пользовался большим авторитетом, как один из любимцев царя Петра, а второй (князь Мещерский) имел большие связи при дворе. Решать дело как в пользу одного, так и в пользу другого, было небезопасно.

Поэтому бывший тогда во главе Адмиралтейств-коллегии генерал-адмирал князь Голицын, человек опытный в подобных делах, решил в данном случае мудро и просто-напросто уклонился от участия в столь щекотливом деле. В коллегию он прислал пространное письмо, в котором поведал, что «находится в болезни не малое время и не токмо в коллегию, но и в учреждённую при дворе Ея И.В. конференцию в присутствие не ездит, а затем по упомянутому делу присутствовать не может». При попытке определить, кто же в отсутствие генерал-адмирала имеет полномочия для расследования инцидента, неожиданно выяснилось, что самым старшим членом Адмиралтейств-коллегии после Голицына является сам Мишуков, которому и надлежит по регламенту во всём разобраться. Это ещё больше усложнило ситуацию. Князь Мещерский с таким поворотом дела, разумеется, не согласился, а написал новую жалобу, на этот раз уже в сенат. В сенате почесали парики и отписали Адмиралтейств-коллегии обратно, чтобы там во всём разобрались, а уж потом беспокоили. Но Голицын опять «заболел», и решение вопроса повисло в воздухе. Затем и Мишуков, и Мещерский долго писали друг на друга письма в сенат и обратно, выясняя, кто и как будет разбираться с их пьяной ссорой. Сенат дежурно отписывался. Всё это продолжалось более года, пока сами адмиралы наконец не помирились, выпив мировую, и не забрали свои челобитные друг на друга. На этом дело о склоке между двумя пьяными адмиралами и было исчерпано само собой.