Все мы родом из детства - читать онлайн книгу. Автор: Екатерина Мурашова cтр.№ 13

– Нет, Емеля…

– Замечательно! Емелюшка… – еще шире заулыбалась я.

Если честно, я плохо умею работать с умственной отсталостью (должно быть, тут сказывается отсутствие специального дефектологического образования) – обычно я либо переоцениваю возможности таких ребят, либо, наоборот, впадаю в ненужное и раздражающее меня саму сюсюканье. Чаще всего я направляю такие семьи в наше отделение абилитации, где есть соответствующие специалисты. Но для абилитации Емельян категорически не подходил по возрасту (там занимаются с детьми до 4 лет).

– Сколько тебе лет, Емеля?

– Тринадцать, – писклявый детский голос резко дисгармонировал с физическими размерами мальчика.

– Что вас сейчас беспокоит? – спросила я, обращаясь к матери.

– Да так в общем ничего, – тихо сказала она. – Нас невропатолог к вам направил.

«Смирилась уже», – мысленно вздохнула я, взяла карточку, чтобы все-таки узнать из нее диагноз Емели, и сказала вслух:

– А по какому поводу направил-то?

– Со сверстниками он не общается совсем. В школе и вообще… Все со мной да со мной. Невропатолог сказал, это проблема.

«О! Так Емеля учится в школе! – приободрилась я. – И мама не предъявляет проблем с усвоением той программы, по которой он обучается. Значит, все не так уж плохо! Наверное, это наша 370 спецшкола… Интересно, в каком он классе?»

– Емеля, ты знаешь, в какой школе ты учишься?

– В 452‑й школе, в седьмом «Б» классе.

Я медленно открыла и закрыла рот. 452‑я – это обычная районная школа, кажется, даже с усиленным английским.

– А какие у тебя оценки?

– Четыре четверки, остальные пятерки.

Не глядя на мальчика, я судорожно листала толстую карточку. Начиная с самого начала. Гипотония мышц, кривошея, задержка развития речи, шумы в сердце, консультация эндокринолога, ангина, еще ангина, плоскостопие, занятия с логопедом, занятия лечебной физкультурой, операция по удалению миндалин, аппендицит… – все не то!

Постепенно понимала и впускала в себя удивительное: у Емели нет никакого слабоумия и вообще никаких существенных неврологических или тем более психиатрических диагнозов. А что же я тогда перед собой вижу?!

– Рассказывайте с самого начала, – велела я матери.

– Но что рассказывать-то? – как будто растерялась она.

– Беременность, роды, первый год жизни, состав семьи… Когда и как вам (не невропатологу, а вам!) впервые стало понятно, что что-то идет не так? Как и где обследовали, что делали, чем и как лечили?

Скажу честно: ее рассказ ничего для меня не прояснил. Живут вдвоем с сыном. С мужем в разводе уже больше десяти лет. Отец с Емелей практически не общается, только поздравляет с праздниками и дарит подарки на день рождения. Беременность и роды, в общем, нормальные, хотя плод был крупный. Первый год – плохо спал, много плакал, но ел всегда хорошо. Избыточный вес – тоже почти с самого начала. Говорить начал только после трех лет, но до этого все понимал и все показывал жестами. Всегда был неуклюж. Мать работала на дому и в детский сад ребенка не отдала – побоялась, что ему там будет плохо. Приглашала на дом логопеда, сама много с ним занималась, научилась делать массаж, разминала вялые мышцы, ходили на лечебную физкультуру. Два раза Емелю по полной обследовали в городском диагностическом центре – ничего такого особенного никто из специалистов не нашел. Хотя предполагали разное («Еще бы!» – подумала я).

– Со школьной программой он, как я понимаю, всегда справлялся?

– Да, здесь разве что несамостоятельность его. Без меня за уроки нипочем не сядет. А когда я ему помогаю, он неплохо соображает и делает хоть и медленно, но правильно и аккуратно.

– А как сейчас у Емели с социальным функционированием?

– Да вот никак, – покачала головой мать. – В магазин хлеба купить – и то сам не пойдет: «Я боюсь!» Но по дому мне помогает, что скажу, то и сделает. Мыться до сих пор сам не умеет, хотя воду любит. В школу я его до сих пор провожаю и встречаю, мы потом с ним в магазин идем, или в поликлинику, или куда еще надо. Ни с кем из ребят за все годы в школе так и не сдружился, никуда сам не ходит…

– Может быть, они его дразнят?

– Когда-то дразнили, конечно, но у них в начальной школе хорошая учительница была, как-то она всё сглаживала. А сейчас все в классе привыкли уже и просто внимания не обращают…

– Так. Медики ничего не поняли и ничего не нашли. Но что им Емеля – перед ними много детей проходит. А вот у вас он – единственный сын. Вы-то сами что уже делали, чтобы приспособить его к миру?

– Я? Да так… ну, все рекомендации выполняла – врачей, логопеда, учителей. Разговаривала с ним всегда много, книги читала… Что же еще?

– Я имею в виду социальную жизнь. Вы же понимаете: у парня сохранный интеллект, но вот закончит он таким школу, даже, допустим, институт, а дальше-то что? Так и будете за руку водить?

– Ну, значит, такой мой крест…

– Ну уж нет! – внезапно разозлилась я. – До ваших крестов мне, если честно, дела нет, а вот у Емели своя, отдельная жизнь, и она только начинается. А у него наверняка есть возможности адаптации… Будете водить его ко мне раз в неделю!

И еще я по какому-то внезапному наитию добавила:

– Вот, видите: я это и здесь в карточке для невропатолога пишу!

Обычно я никаких записей в карточках не делаю, но здесь как-то поняла: надо!

* * *

С Емелей мы работали так: вместе придумывали, и он аккуратно записывал на листочке по пунктам план на неделю. Приблизительно так:

1)

Сходить одному в булочную и купить себе кексик, а маме – булочку с помадкой.

2) Вымыть себе голову.

3)

Спросить у соседки по парте, какие сериалы ей нравятся.

4)

Спросить на улице у молодого мужчины, как пройти на улицу Костюшко, и т. д., и т. п.

Через неделю Емеля приходил ко мне с этим листочком, на котором стояли плюсики или минусы. Мы все обсуждали, несделанное переносили на следующий листочек и дописывали новое. Прогресс был очевиден. К концу третьего месяца Емеля впервые в жизни пошел на классную (новогоднюю!) вечеринку и даже помогал девочкам двигать и накрывать столы (потом, правда, час простоял у стены, ни с кем не общаясь, а потом и вовсе позвонил маме и сбежал, но все же, все же…). Мне казалось, что даже голос у него стал ниже и выражение лица не такое дебильное. Но, может быть, это я просто привыкла и себя обманываю?

А вот с мамой контакт как-то не ладился, и я совершенно не понимала, в чем дело. Я вовсю нахваливала ей успехи ее сына, всячески втягивала ее в сотрудничество. Ну должна же она видеть, что парень явно становится более самостоятельным, и радоваться этому! Вот он уже и из школы стал сам домой приходить… Посоветовавшись с нашим врачом лечебной физкультуры, я предложила Емеле и его маме комплекс ежедневной гимнастики.