Артем передал Косте увесистый пакет.
– Отнеси на борт.
– Что здесь? – спросил любопытный Леня.
– Все, что доктор прописал, – ответил Артем.
– Мы тоже… имам, – Коста вброд прошел к фелюге, оставил там пакет и вернулся.
Когда все попрощались с Деремешко и Артемом, Коста сказал женцине:
– Пардон, мадам! – и, не дожидаясь согласия, подхватил ее на руки и отнес на фелюгу.
– Я сам! – сказал Леонид и, торопливо сняв сандалии, побрел к фелюге. Там его подхватил Коста и поставил на дно посудины.
Кольцов тоже легко добрел до борта и пружинисто перебросил свое тело через борт.
Деремешко и Артем, стоя на берегу, смотрели, как тронулась с места фелюга, осторожно, не задев камни, выскользнула через горловину бухточки в море.
Когда фелюга заколыхалась на легкой волне, над нею взмыли вверх оба паруса, и шхуна, неторопливо набирая скорость, побежала по волнам.
Глава пятая
Ветер был попутный. Моряки называют его фордевиндом, рыбаки – бризом. Редкая удача в эту пору года. Обычно к ночи ветер дует с моря на нагретый берег, и лишь за полночь меняет направление. Небо было усыпано крупными звездами. Стояла тишина, которую подчеркивали лишь легкий плеск волн о деревянные борта фелюги и мягкие хлопки парусов, пытающихся поймать слабые порывы ветра.
Дно фелюги было устлано брезентом, и пассажиры, укрывшись за высокими бортами, коротали время за разговорами. Леонид был перевозбужден началом необычного путешествия и донимал Кольцова своими вопросами.
– Интересно, Павел Андреевич, с какой скоростью идет наша шхуна? – спрашивал он. Ему нравилось слово «шхуна», он слегка подчеркнуто произносил его.
– У нас не шхуна, Леня.
– А Иван Аврамович называл ее шхуной. А на чем же мы тогда плывем?
– На фелюге.
– А какая между ними разница?
– Я ведь не моряк, Леня.
– Ну, а все же?
– Труба пониже и дым пожиже.
– На нашей шхуне нет трубы. И дыма нет.
– Поэтому она и называется фелюга, – и, улыбнувшись, Кольцов сказал: – Это у матросов есть такая шутка. Вопрос: Какая разница между крейсером и линкором? Ответ: Труба пониже и дым пожиже.
– Ну, хорошо, пусть фелюга. Сколько узлов она проходит за час? Хотя бы приблизительно?
– Ты, вероятно, прочел всего Жюля Верна? – спросил Кольцов. – «Дети капитана Гранта», «Таинственный остров», «Пятнадцатилетний капитан»? Тебе сколько?
– Только четырнадцать. Я и Станюковича всего прочитал, и Стивенсона. У него замечательно про пиратов. Маме не нравится Билли Бонс…
– А почему мне должны нравиться пираты? – спросила Елизавета Михайловна. – Я люблю героев честных, великодушных, благородных, мужественных.
– А Билли Бонс? Ему черную метку, а у него даже глаз не дрогнул. Один – против банды пиратов, – и Леня снова спросил у Кольцова: – А вы не скажете, Павел Андреевич, на Черном море есть пираты?
– Думаю, что нет.
– Жаль! Вот бы с ними встретиться!
– Господи! – вздохнула Елизавета Михайловна. – Неужели нельзя поговорить о чем-нибудь умном?
– Но я же задал умный вопрос: с какой скоростью идет наша фелюга?
– Ну, и зачем тебе это?
– Потом я узнал бы, сколько миль до Константинополя, и точно сказал бы, когда мы будем на месте.
– Но еще неизвестно, пойдет ли наш корабль в Константинополь.
– Он не корабль и даже не шхуна, – поправил Елизавету Михайловну Леня. – Он – фелюга.
– Какая разница. Неизвестно, согласятся ли наши матросы отвезти нас в Константинополь. В Одессе они ничего не обещали, сказали: «Может быть».
– Значит, отвезут.
– Почему ты так уверен?
– Потому что, когда у нас в гимназии директор говорит: «Учитель заболел. Может быть, завтра не будет занятий», это точно, их не будет.
– Неизвестно, – вздохнула Елизавета Михайловна. – Все так зыбко, все так неопределенно.
– Ну, допустим, не отвезут. Болгария граничит с Турцией. Я смотрел по карте, там близко. Болгары нас не тронут. Перейдем границу. Там турецкие пограничники, колючая проволока. Мам, ты можешь проползать под колючей проволокой? Тебя арестуют турки! – и грозным голосом добавил: – Усатые, в фесках, с кривыми ятаганами!..
– И так целый день, – пожаловалась Елизавета Михайловна.
– Прекрасный возраст! – не поддержал Елизавету Михайловну Кольцов. – Еще три-пять лет, и романтика испарится, улетучится. Жизнь обломает его, как обломала всех нас, – он указал глазами на дымящего своей трубкой у штурвала Атанаса. – Когда-то и контрабандисты проходили на уровне пиратов. Ну, и что от них осталось? Только слово. А за ним – тяжелый труд, мизерные заработки и страх…Поздно родились.
Паруса были полны ветра, и фелюга бежала легко и почти бесшумно. Взошла луна, большая, красивая. И на море стало видно почти как днем.
Атанас передал штурвал Косте, сам заглянул в какой-то закуток и вынес на середину фелюги анкерок с водой и сумку с едой. Расстелил на брезенте скатерку, выложил на нее вареные яйца, тарань, тонко нашинкованные пластиночки сала, нарезал лук и хлеб.
– Можно… пожалуйста, – Атанас сделал приглашающий жест.
Гости не заставили себя упрашивать. На свежем воздухе, под яркими звездами и луной, под завораживающий плеск моря все это выглядело романтическим пикником.
– Как называется эта рыба? – неумело очищая рыбину, спросил Леня.
– Рыба, – ответил Атанас.
– Ну, как ее называли, когда она была живая?
– Не знаю, как это по-русски.
– Тарань, – подсказал Кольцов.
– А теперь, когда ее засолили?
– Тоже тарань.
– А вот и нет. Она называется вобла. Мне дядя Миша говорил. Это еще когда мы в Туркестане жили. Дядя Миша вместе с папой к нам приезжал. Он привозил такую.
– Дядя Миша, возможно, не знал. Вобла меньше и совсем сухая. А эта. Смотри, какие у тебя жирные руки.
– Дядя Миша все знает.
– Леня, но ведь нет таких людей, которые бы все знали.
– Дядя Миша все знает. Он был там, в Туркестане, нашим командиром. Он целой дивизией, нет, целой армией командовал.
Елизавета Михайловна насторожилась, строго сказала:
– Я о чем тебя просила, Леонид!
– Извини, мама, я забыл.
Кольцов нахмурился и тоже решил поддержать Елизавету Михайловну. Он поднялся, позвал Леню с собой.
– Отойдем в сторонку.