– Из-за этих фотографий Арне погиб, – вздохнула Хермия. – Он должен был доставить их мне.
Хейс кивнул, словно пришел к какому-то решению.
– Уже после своего исключения Харальд вернулся сюда, в школу, ночью и разбил окно, чтобы попасть в фотолабораторию.
Хермия перевела дух. Значит, Харальд проявил пленку!
– Вы видели снимки?
– Да. Мне пришлось сказать, что на них изображены молодые дамы в рискованных позах, но это отговорка. На самом деле там было военное оборудование.
Фотографии сделаны! У Хермии камень с души свалился.
«Значит, – с облегчением вздохнула она, – задание выполнено. Но где же пленка? Успел ли Харальд передать ее Арне? Если да, значит, она в полиции и жертва Арне напрасна».
– Когда это было? – поинтересовалась Хермия.
– В прошлый четверг.
– Арне арестовали в среду.
– Значит, пленка еще у Харальда.
– Да.
«Значит, жертва была не напрасна. Пленка находится не у врага, она еще здесь, где-то».
– От души вас благодарю. – Хермия встала.
– Вы направляетесь на Санде?
– Да. Надо найти Харальда.
– Удачи вам! – вздохнул сочувственно Хейс.
Глава 22
В немецкой армии находилось около миллиона лошадей. Почти при каждой дивизии имелась ветеринарная рота, в обязанности которой входило лечить больных и раненых животных, обеспечивать им кормежку, ловить беглецов. Одну из таких рот разместили в Кирстенслоте. Очень некстати для Харальда офицеры расположились в замке, а солдаты, примерно сотня, – в палатках, разбитых перед замком. В кельях монастыря, примыкающих к церкви, где прятался Харальд, устроили лечебницу для лошадей. Церковь военных уговорили не использовать. Карен особо просила отца добиться этого – мол, жалко, если чужие люди, солдаты, испортят милые с детства вещи, которые там хранятся.
Господин Даквитц известил командира роты, капитана Кляйса, что в церкви издавна устроен склад и свободного места там нет. Взглянув в окно, – Харальда в церкви не было, его Карен предупредила, – Кляйс согласился оставить церковь как есть, взамен, правда, затребовав для своих нужд дополнительно три комнаты в замке.
Немцы держались вежливо, дружелюбно, но проявляли и любопытство. Ко всем трудностям починки «шершня», которых и без того хватало, прибавилась опасность находиться буквально под носом у немецких солдат.
В тот день Харальд отвинчивал гайки, на которых держалась погнутая вильчатая распорка, чтобы снять ее и, проскользнув мимо солдат, отнести в мастерскую к фермеру Нильсену. Если Нильсен позволит, Харальд хотел ее отремонтировать. Вес самолета на это время примет на себя третья распорка шасси, крепкая, та, что с амортизатором. С колесным тормозом скорее всего дело тоже неладно, но по поводу тормозов Харальд волноваться не собирался. Они нужны в основном при рулежке, а Карен пообещала, что справится без них.
Работая, Харальд то и дело поглядывал в окно, словно ожидая, что в нем появится капитан Кляйс. Носатый, с выпирающей челюстью, тот выглядел очень воинственно. Однако в окно никто не смотрел, и скоро распорка оказалась в руках у Харальда.
Привстав на ящик, он выглянул наружу. Восточную часть церкви частично загораживала пышная крона дерева. Вроде поблизости никого нет. Харальд выбросил распорку в окно и выпрыгнул следом.
Стоя под деревом, можно было видеть просторную лужайку перед фасадом замка. Солдаты разбили там четыре большие палатки, разместили свое хозяйство: джипы, фургоны для перевозки лошадей, цистерну с бензином. Сейчас между палатками мелькали несколько человек, остальные находились кто где: отправляли здоровых животных на железнодорожную станцию, забирали оттуда новоприбывших, торговались с фермерами насчет сена, лечили больных лошадей в Копенгагене и других городах.
Подхватив распорку с земли, Харальд споро зашагал к лесу, но, завернув за угол, увидел капитана Кляйса. Крупный, сурового вида вояка стоял на широко расставленных ногах, скрестив на груди руки, и беседовал о чем-то с сержантом. Оба обернулись и посмотрели прямо на Харальда.
От страха к горлу подкатила тошнота.
«Неужели меня так сразу и поймают?»
Он застыл на ходу, лихорадочно соображая, не повернуть ли назад, но это значило сразу признать себя виноватым. Его поймали с уликой, деталью от самолета в руках, и единственный способ выкрутиться – держаться как ни в чем не бывало. Он двинулся дальше, стараясь держать распорку так небрежно, словно это что-то обыкновенное – теннисная ракетка, скажем, или книга какая-нибудь.
Кляйс обратился к нему по-немецки:
– Ты кто?
Он сглотнул, стараясь сохранить самообладание.
– Харальд Олафсен.
– И что ты несешь?
– Это? – Сердце колотилось как бешеное. Что бы такое придумать… – Это… деталь сенокосилки с комбайна.
Тут ему пришло в голову, что вряд ли неученый парень с фермы так хорошо говорит по-немецки. Интересно, понимает ли это капитан Кляйс.
– А что с комбайном? – поинтересовался тот.
– Да вот, наехал на валун в поле, ось погнулась.
Кляйс взял у него распорку. Оставалось надеяться, что он понятия не имеет, что разглядывает. В самом деле, его специальность – животные, с чего бы ему распознать деталь шасси самолета…
Затаив дыхание, Харальд ждал приговора. Наконец Кляйс вернул ему железяку.
– Что ж, иди!
Харальд вошел в лес. Убедившись, что немцы больше его не видят, он остановился, прислонился к дереву, отдышался. Момент был ужасный, едва-едва не стошнило. Но обстоятельства таковы, что такие ситуации могут случаться на каждом шагу. Надо привыкать.
День стоял теплый, но облачный, летом в Дании, где от моря всюду недалеко, это обычное дело. На подходе к ферме мысли переключились на фермера Нильсена: «Интересно, очень ли он злится из-за того, что я, проработав всего денек, без предупреждения исчез».
Фермер стоял во дворе и мрачно смотрел на трактор, у которого из-под капота валил пар.
– Вернулся, беглец? – неласково спросил он. – Чего надо?
«Начало необнадеживающее», – вздохнул про себя Харальд.
– Вы уж извините, что я исчез, не предупредив, – сказал Харальд. – Меня срочно вызвали домой. Даже времени не было с вами поговорить.
Нильсен не поинтересовался, что за срочность такая.
– Мне не по карману платить ненадежным работникам.
Вот это уже получше. Если старика больше волнуют деньги, пусть оставит их себе.
– Я не прошу мне платить.
Нильсен на это хмыкнул, но взгляд его чуточку смягчился.
– А что ж ты тогда просишь?