– Я могу положиться на твои слова? Готов ли ты ручаться головой, что фитиль не сгорит раньше?
Диомед на миг задумался.
– Да, господин.
– Сколько времени тебе потребуется для изготовления сотни ярдов такого фитиля?
Грек опять задумался, подсчитывая.
– Три часа, – сказал он, – если дадите человека в помощь. Не больше трех часов.
– Бери столько людей, сколько хочешь, но сделай. Сейчас почти полночь. Рассветет меньше чем через пять часов. Я могу дать тебе четыре часа и ни мгновения больше.
Грек пообещал выполнить все в точности и отправился делать фитиль, а заинтригованный испанец ждал объяснений.
– Это значит, – сказал Просперо, – что на сей раз командовать большим кораблем буду я. – Он улыбнулся, не скрывая своего возбуждения. – Именно я пойду в бой на «Имакуладе». А вы, дон Алваро, останетесь вместе с Аллори управлять флагманом.
Глава XXXII
Сражение у мыса Ла-Мола
В бледно-жемчужных лучах рассвета часовой Драгута, находившийся на скалистом мысу Ла-Мола, увидел неаполитанскую эскадру, похожую на флот кораблей-призраков. Часовой поднялся с кучи хвороста, на которой лежал, удобно вытянувшись, и, протирая глаза, спросил себя: откуда, во имя Аллаха, взялись эти корабли?
Во главе линии судов длиной в пару кабельтовых шел огромный, явно испанской постройки галеон, высоко вздымавшийся над водой. Светало, а часовой, замерев от изумления, все продолжал всматриваться в даль. Первые лучи солнца уже коснулись перламутрово-серой воды, когда наблюдатель наконец поджег фитиль, чтобы дать сигнал тревоги. Звуки убедили часового, что перед ним отнюдь не мираж. Галеры внезапно с глухим стуком и плеском весел наддали ходу, а на галеоне под скрип блоков были подняты топсели; свежий утренний бриз наполнил его паруса, и он крутым бейдевиндом двинулся ко входу в залив.
Яростно раздувая фитиль, часовой схватил аркебузу и подставку, и в этот миг тишину утра вспорол грохот канонады. Это Драгут, подобравшись в темноте к форту, выпустил по нему залп из нескольких орудий. Облако пыли, поднявшееся от пробитых песчаниковых стен, смешалось с дымом ответного залпа, столь слабого, что сразу стало ясно: защитников мало.
Разрядив тяжелые орудия, галеры Драгута отошли за пределы досягаемости огня, так что несколько ядер, поспешно выпущенных из форта, шлепнулись в воду, не причинив им никакого вреда. Даже на таком расстоянии можно было слышать вопли пиратов, радостно приветствовавших удачную бомбардировку. Когда крики наконец стихли, часовой на Ла-Мола выстрелил, давая сигнал тревоги, и, бросив аркебузу и подставку, чтобы бежать быстрее, с криками: «Аллах! Аллах!» – помчался по направлению к следующему аванпосту.
Но этого уже не требовалось, ибо Драгут заметил со своего места галеон, входящий в бухту, и после короткой паузы, во время которой он недоверчиво разглядывал корабль, раздался ликующий возглас. Послышался звук труб, и дюжина корсарских галер оторвалась от основного флота и рванулась к галеону со всей быстротой, на которую были способны гребцы. Отрядом командовал Синан ас‑Саним, получивший приказ окружить и захватить корабль, в котором пираты признали – по крайней мере, на это рассчитывал Просперо – богато груженный трофей, прибывший, быть может, из Нового Света.
Сам же Драгут вместе с оставшимися кораблями держался у полуострова на безопасном расстоянии от форта и потихоньку двигался следом на некотором расстоянии.
Галеон, не обращая внимания на эту суету, самоуверенно (что вызвало насмешку пиратов) и спокойно шел бейдевиндом с легким креном на правый борт. Почти весь его экипаж со всеми предосторожностями покинул судно на баркасе, когда галеон входил в бухту, и эта операция прошла незамеченной для мусульман. На судне остались только капитан, стоявший за рулем в рубахе и штанах, Диомед, чем-то занятый на главной палубе, а на носу стоял Просперо, вооруженный запалом.
Галеры выстроились в линию; на их юты высыпали орущие пираты в тюрбанах. Они считали, что галеон уже взят, так как слишком далеко зашел в узость пролива и не сможет развернуться. Когда между пиратами и галеоном оставалось менее трех четвертей мили, Диомед подбежал к Просперо и объявил, что все готово.
Просперо молча кивнул и с бесстрастным лицом протянул греку запал. Тот быстро навел орудия и по очереди выстрелил из них, особо не целясь. Первое ядро подняло безобидную тучу брызг, упав между двумя галерами; второе, однако, по счастливой случайности срикошетило от воды и пробило борт пирата чуть выше ватерлинии. Подбитое судно было вынуждено отойти назад и пристать к берегу. Остальные продолжали атаку под аккомпанемент криков, в которых слышалась удвоенная ярость.
– Бегите, Диомед! Пусть Гастон закрепит руль, и бегите вместе! Вперед!
Диомед в нерешительности смотрел на Просперо.
– Вон! – повелительно крикнул тот. – Вы знаете, что сейчас будет!
Но Диомед все не уходил. Глухим от страха голосом он спросил:
– Вы не замешкаетесь?
– Будь уверен, надолго не задержусь. Теперь беги!
Диомед ушел. Когда он бежал к корме, к нему присоединился капитан, уже закрепивший руль. Они пробрались в каюту и через кормовое окошко спустились в шлюпку, привязанную к галеону канатом. Обрубив конец, они взялись за весла, но пока сидели неподвижно, устремив глаза на корму галеона, который тем временем приближался к пиратам.
После ухода Диомеда Просперо задержался на носу не более секунды. Он оценил скорость сближения с галерами в восемь узлов и рассудил, что пираты приблизятся вплотную через пять-шесть минут. Оставалось завершить самые последние приготовления.
На двух палубах «Имакулады» располагались двадцать орудий. Восемь из них стояли на шкафуте, по четыре с каждого борта, остальные двенадцать – внизу, на главной палубе. К четырем орудиям на правом борту Диомед прикрепил фитили разной длины. Поскольку галеон двигался, обратив противоположный борт к суше, то для демонстрации было достаточно выстрелов только этих пушек. Едва ли можно было рассчитывать нанести с их помощью серьезный урон противнику: скорее всего, их стрельбу, не причиняющую вреда, примут за свидетельство паники на борту, но все же было бы ясно, что на галеоне есть экипаж, готовый сражаться.
Пробираясь с носа на корму, Просперо поджег по очереди все фитили. Когда он спускался на главную палубу, галеон вздрогнул от первого выстрела. Через минуту выстрелили еще два орудия, а Просперо в это время уже орудовал внизу. Пушки там стояли в закрытых отсеках, так что работать приходилось при скудном свете, проникающем сверху через люки.
Все бочонки с порохом, которые были в хранилище, стояли друг на друге, образуя от палубы до палубы большую пирамиду, у основания которой было рассыпано содержимое двух из них. В эту кучу были зарыты концы запалов, которые Диомед изготовлял в течение последних часов перед рассветом. Каждый имел двенадцать ярдов в длину, и было их три штуки, так что, если бы два из них погасли, сработал бы третий.