Хьюстон, у нас проблема - читать онлайн книгу. Автор: Катажина Грохоля cтр.№ 115

Никогда его не забуду. Все было белое, все – как будто сам Господь Бог весь мир сверху сахаром посыпал. Везде белым-бело… И ты стоял, стоял там и только смотрел, а когда я к тебе заглядывала – ты просил, чтобы я вышла… Я под дверью твоей подслушивала, чтобы ты какую-нибудь глупость не сотворил, а ты только стоял и смотрел, а у меня сердце разрывалось от горя и жалости к тебе… И на похоронах ты не заплакал ни разу. Нельзя же меня теперь всю жизнь за это казнить. Особенно сейчас…

Так, значит, липа была такая красивая тогда, когда мой отец умер? Это я тогда узнал? Не помню. Неужели именно в то утро она мне это сказала? И похороны были именно в тот день? А я вернулся накануне вечером из лагеря? Не помню.

Я помню дерево, которого уже нет. Помню каждую его ветку и птиц, которые на нем жили. Помню свою очарованность его необычностью. И больше ничего не помню.

Только две темные птицы на белых ветках.

И то, как липа сияла. Как горный хрусталь в солнечных лучах. Как будто весь мир обсыпали бриллиантовой пылью.

Не помню, что это был день похорон моего отца.

– Ты был для меня всем, милый. И я знала, что могу на тебя положиться…

Положиться на двенадцатилетнего мальчика?!! Я должен был заменить ей отца? Ее мужа? Это все равно как если бы я решил положиться на дочку Крыси.

– Я знаю, что поступила неправильно, но ведь это только от моей любви к тебе. Я так хотела, чтобы ты был счастлив. Тогда и мне было бы спокойнее…

Значит, счастье моей матери вовсе не зависит от Геракла – а только от меня. Вот я неудачник. Да хуже, чем неудачник. Впрочем, неудивительно.

– А тебе не приходило в голову, что я был бы счастлив, если бы у меня, несмотря на все, несмотря на ту трагедию, которая с нами случилась, была счастливая мать? Зачем же ты взвалила все это на меня, мама?

Я вспомнил, как она плакала вечерами, а я строил из себя шута, который смешит, развлекает и отвлекает свою мать, – и мне стало нехорошо.

– Теперь я это понимаю, милый. И мне так плохо. Правда!

Я был мокрый, как мышь под метлой. И мне было нехорошо. Я не хотел разговаривать с матерью, я вдруг вспомнил все, чего не хотел вспоминать.

– И теперь… сейчас ты сделала ровно то же самое, что и тогда.

– Нет, милый, неправда.

– Я опять обо всем узнал последним.

Я был в бешенстве и не мог выдавить из себя ни капли сочувствия. Да, я понимал, что у нее завтра операция, – но чувствовал только злость.

– Прости меня, любимый, пожалуйста, прости.

И к тому же она думала, что этим своим «прости» она все исправит. Повернет время вспять. Перечеркнет всю фальшь и вранье, которые были между нами.

Типичная женщина.

А я не хотел ее извинений. Я вдруг почувствовал, как страшно мне не хватает отца, – а ведь мать так старательно пыталась не дать мне ощутить это чувство утраты.

– Ты такой способный мальчик, милый…

Я не был мальчиком.

Я чувствовал, что начну сейчас выть – если не отправлюсь немедленно домой, что если сейчас же не уйду – то случится что-нибудь нехорошее.

Мать выглядела как воплощение несчастья. Глаза у нее были полны слез – но мне все равно надо было уйти.

– Я приду завтра, отдыхай.

– Я тебя очень люблю, – прошептала она.

Я ее тоже любил. И ненавидел.

Одновременно.

Что мне делать с самим собой?

Пот льет с меня ручьем, я открываю в машине все окна, нужно же проветрить, нужно проехаться, нужно с кем-нибудь встретиться.

Я медленно еду по городу, выезжаю на Гданьскую, сейчас прокачусь немного, а потом вернусь домой. Вдавливаю педаль газа до отказа в пол, в задницу полицию, пускай ловят меня, если им так надо, а жара все не спадает, температура выше тридцати градусов, а ведь солнце совсем скоро сядет.

Я еду минут пятнадцать с максимальной скоростью – полиции нет. За Ломянками поворачиваю и снова проезжаю по Варшаве.

Мне не хочется быть одному. Люди сидят в бесчисленных сквериках, вся Варшава высыпала на улицу, у каждого кафе стоят столики, даже на Иерусалимских Аллеях. И везде все занято, люди сидят, разговаривают, пьют воду и кофе. Они не одни.

Около «Цепелии» целыми группками собираются, с пивом или водой в руках. Смеются, болтают, в предвкушении приближающегося вечера они оживлены. А мне вот жить не хочется.

Может, припарковаться и пройтись? Но что я буду бродить один? Что же мне делать с самим собой?

Неужели меня всю жизнь будут обманывать?

Толстого нет, Маврикий есть, можно с ним встретиться, но ведь он притащит с собой Эвку, это как пить дать, не оставит же он ее одну. Бартек звал к ним, но я с ребенком их не хочу разговаривать, тем более через живот и плодные воды. В клуб я один не пойду, буду там как идиот, да и я же на машине.

Может, продуктов купить? А зачем мне продукты? Гераклу есть что жрать, а он, паразит, не жрет.

У моей матери завтра операция, которая может спасти или хотя бы продлить ей жизнь, а я злюсь.

И еще этот долбаный кондиционер. Ну и пусть не работает, хрен с ним. Сам виноват – не надо было его ставить вообще.

Я во всем сам виноват, оказывается.

Поворачиваю в сторону здания суда, там есть круглосуточный магазин, куплю себе сыра и хлеба какого-нибудь. Может, молока еще. Хотя зачем мне молоко?

Парковаться негде, ну конечно, те, кто пришел в кино, паркуются здесь, перед зданием суда, на другой стороне тоже нет свободных мест. Я ищу хоть какую-нибудь дырку, но ряды машин сомкнуты плотно, места нет. Я разворачиваюсь – на Плоцкой тоже есть магазин, а тут все равно не встанешь.

Господи, как же жарко, зной просто невыносимый.

Воды у меня нет, значит, надо купить воду, сыр, хлеб, может, пива еще.

Я останавливаюсь около костела, тут есть место.

Войдя в магазин, я не верю своим глазам: очередь! Просто не верится. Кризис же – и кто-то хочет что-то покупать? В магазине полно радостной детворы – видимо, автобус с какой-то экскурсией припарковался где-то недалеко, вот обязательно им надо было остановиться именно здесь, дети орут, толкаются, хохочут – это история минимум на полчаса.

Я выхожу – лучше уж подожду на улице.

На Вольской трамваи, шум и звон, толпа людей заливает тротуары, машины отравляют воздух.

Грохот и шум, как на рынке в торговый день.

Пережду.

Я сажусь на бордюр вокруг костела.

Закурил бы, если бы сигареты были. Жаль, что не купил.

Тротуар весь заплеванный и покоцанный – вот неужели нельзя раз и навсегда сделать все как надо? Ведь это же шею можно поломать на таком тротуаре.