— Варченко!
[1]
— Да, вот именно.
Блюмкин ушел, а Троцкий еще раз прокрутил в голове услышанный рассказ. Итак, если верить всему, что Яков тут наговорил, то надо заделаться мистиком, а, как известно, мистики не способны к достижению результата. Им больше нравится само движение, бесцельное и бесконечное.
Вообще-то, рассказ Блюмкина вполне достоверен в том смысле, что Яков, действительно, побывал во многих местах, о которых говорил. Он в самом деле был одним из организаторов коммунистической партии Ирана, отправлял революционно настроенных молодых евреев в Палестину. Везде работа велась для достижения одной, главной цели: ослабление позиций английского империализма, угнетающего людей по всему миру. Эти англичане еще смеют хвалиться тем, что «над Британской империей не заходит солнце». Ничего, дайте срок: зайдет. Еще взовьется революционное красное знамя над их Вестминстером или, как его там, Тауэром!
Вполне возможно, что именно в этих поездках Блюмкин и наслушался всяких историй. Хотя, конечно, лично он, Лев Троцкий, во всю эту ахинею не верит. Впрочем, какое это имеет значение? Что, свергнув царя или временное правительство, большевики в самом деле изменят жизнь по сути? Конечно, нет. Всегда будет существовать и неравенство, и несправедливость, и все, что инкриминировали прежней власти. Обвиняли же ее только для того, чтобы эту самую «власть» отнять у «них» и забрать «себе». А как только отняли — обо всем позабыли. Обо всех обещаниях. И принялись эту власть делить.
Ну, что же… Он, в принципе, не против. Но при одном условии, каковое и стало нарушаться: «они» собрались отнять власть у него!
Блюмкин объявился только через месяц. Позвонил, объяснил, что пришлось много работать, просил извинить. Лев Давидович вежливо соглашался, но голос у него звенел льдом — и Яша встревожился. Ничего, пусть поволнуется. Пусть знает, что таких «орлов», как он — легионы!
Правда, когда Блюмкин пришел и положил на стол свой отчет, когда Троцкий лениво полистал его и просмотрел страницы по диагонали, когда ударили по глазам слова, складывающиеся в идеи — все отошло на второй план!
«Не может быть!» — говорили разум, знания, весь опыт.
«Может! Есть!» — кричали слова, расположенные на бумаге.
Он читал торопливо, проглатывая листы так жадно, как не читал, наверное, никогда…
Наконец Троцкий оторвался от доклада. В пепельнице перед Яковом лежало три окурка.
— И вы можете продемонстрировать все это?
— Я уже говорил, что видел эти опыты много лет назад. Ну а теперь, выполняя ваше задание, Лев Давидович, я снова повидался с тем человеком. И он снова мне показал возможности, открывающиеся перед человечеством на этом пути. Правда…
Блюмкин пошарил глазами по стенам, вопросительно глянул на хозяина кабинета. Тот ухмыльнулся и отрицательно покачал головой.
— Правда, теперь этот человек работает под контролем ГПУ.
— ГПУ? Им-то там что нужно?
— Более конкретно, он работает на отдел Бокия.
— Глеба?
— Да, Глеба. Тот ведь и сам, как вы, наверное, слышали, увлекается мистикой и убедил Дзержинского, что есть иные пути воздействия на человеческое сознание и подсознание. Мне удалось даже узнать, что в Тибет уже подготовлена экспедиция.
— В Тибет? Это еще зачем?
— Дело в том, что именно в районе Тибета, по расчетам специалистов, находится страна под названием Шамбала — страна чудес и древних знаний. Говорят даже, будто христианство извратило подлинную историю человечества.
— Исказило? — саркастически улыбнулся Троцкий.
— Да, — серьезно, без тени улыбки подтвердил Блюмкин. — Сторонники Шамбалы утверждают, что Всемирный потоп загнал людей не на Арарат на ковчеге, а именно в Тибет. И там они жили, спасаясь от потопа, довольно долго, спустя тысячелетия двинувшись во все стороны света, заново заселяя Землю.
— Это что же значит? Наши талмудисты и каббалисты врут, заявляя, что все пошло от евреев? — хитро сощурился хозяші кабинета.
— Выходит так, — немного растерянно согласился Блюмкин. — Но я ведь не о том.
У Яши имелись свои резоны. Начать с того, что туповатым бандитом он никогда не был. Просто образ, который эксплуатировали его завистники и недоброжелатели, пригодился и ему самому: в него можно спрятаться при необходимости быстро, не сходя с места.
Он часто вспоминал, как сделал такое открытие. Произошло это через несколько часов после того, как Яша совершил славнейшее дело своей революционной жизни: убил германского посла Мирбаха. Путь спорят, кто произвел меткие выстрелы, пусть доказывают что угодно, это неважно. В веках останется только его фамилия, фамилия и имя Янкеля Гершелевича Блюмкина. Кто там был вторым? Вы сможете назвать фамилию, господа потомки? Вот, то-то и оно!
Впрочем, память памятью, а жизнь развивается по своим законам. Тогда, после того как удалось унести ноги из германского посольства, после того как провалилось восстание левых эсеров, в победе которых он не сомневался, ему пришлось туго! Ох, как туго! И спасла его фраза, случайно брошенная одним из тех, что видели его: «Посмотрите на этого сумасшедшего!».
Сумасшедший? А почему бы и нет? И Яков моментально врос в эту. маску. Врос и прожил в ней год. Впрочем, наверное, он ее больше и не снимал никогда. Иногда ему даже казалось, маска была на его лице всегда. Просто он ее раньше не замечал. А теперь — заметил, и она ему полюбилась.
Так вот, теперь Яков Блюмкин жил другой идеей. Идея пришла и овладела им точно так же, как он приходил и овладевал женщинами, запавшими ему в сердце!
В 1920 году Яша Блюмкин был направлен в Иран с ответственным заданием: связаться с революционными группами, раздуть пламя мировой революции! Именно там, в Иране, произошла встреча, которая фактически родила в нем нового человека.
Несмотря на истинно еврейское происхождение, внешне Яков скорее походил на молдаванина или румына. Иногда его принимали за хохла. А оказавшись в Иране, он уже не удивлялся, когда его признавали то персом, то айсором. Впрочем, называли и евреем, но это уже стояло как бы в едином ряду ошибок.
Однажды его сопровождающий, местный «мастер на все руки» хитрый Шукур, познакомил его с человеком высокого положения, с которым им вместе пришлось пробираться из одного городка в другой три дня, хотя расстояние было невелико. Но на всем пути их подстерегали опасности: в стране шла необъявленная война, вроде нашей Гражданской, когда любой мог объявить себя «батькой» и, собрав желающих, отхватить кусок пирога, невзирая на то, кому пирог принадлежал.
Понимая, что в таком путешествии верить можно только себе самому, а жизнь зависит от тех, кто рядом, Блюмкин все больше помалкивал. Он вообще предпочитал выдавать себя за странствующего монаха-дервиша.