– Ты неплохо образована.
– Значит, ты обладаешь немалым влиянием. Я хочу уехать в Рим. Женщина, не имеющая покровителя, это не более чем рабыня в любой части света, исключая Вечный город. Там женщина с состоянием пользуется защитой закона, даже если она не римская гражданка. В Риме, даже чужестранка, но под покровительством одного из Цецилиев Метеллов, я буду в полной безопасности, даже когда моя красота увянет.
– Весьма похвальная предусмотрительность, – заметил я. – Ты поступишь еще умнее, если заключишь брак по расчету с каким-нибудь безденежным римским гражданином. В Риме полно мужчин, которые делают это регулярно, естественно, за деньги. Таким образом, даже если он с тобой разведется, ты будешь иметь все права гражданки, за исключением тех, что зарезервированы только за мужчинами, – это право голоса, право занимать государственный пост и другие мелочи. А твои дети будут полноправными гражданами.
– Может, я так и сделаю. Но сперва я должна попасть в Рим. Осталось только сесть на корабль, однако я не желаю, чтобы меня изгнали оттуда, если твои консулы вдруг решат, что аморальные чужестранки развращают добрых римских граждан.
– Это вполне можно устроить, – согласился я. – А если кто-то из моей семьи или из наших союзников занимает сейчас должность претора* перегрина, сделать это будет еще легче. Выборы проводятся ежегодно, и кто-нибудь подходящий может оказаться на таком посту в самом скором времени. Я не смогу защитить тебя от судебного преследования, если тебе вздумается открыть публичный дом, но во всех других отношениях ты будешь в безопасности. При условии, конечно, что в этом свитке и впрямь содержится важная информация.
– Да-да, она там есть!
– Ты его принесла? – спросил я.
– Нет. Он слишком тяжелый, чтобы тащить его через город. Но я могу принести его к тебе. Завтра вечером ты будешь в своем посольстве?
– Насколько мне известно, да.
– Завтра во дворце намечается прием в честь нового посла Армении. Ород тоже там будет, равно как и большинство чиновников парфянского посольства. Я могу захватить свиток с собой и передать его тебе.
– Так и сделай. Ты об этом не пожалеешь.
Гипатия подошла ко мне ближе, и я почувствовал запах ее духов. Кажется, жасмин.
– Скажи, какие обязательства требуются от меня, чтобы получить покровительство римлянина?
– Ничего такого, что мужчина не мог бы сделать публично.
Моя новая знакомая захихикала.
– Ну, тогда, – тут она сделала приглашающий жест в сторону темного входа в гробницу, – мы могли бы скрепить нашу сделку вон там, даже если это не требуется по закону. Кажется, это древняя александрийская традиция.
Я не то чтобы чрезмерно разборчив или привередлив, однако сексуальная связь на скорую руку, да еще и на жестких и холодных камнях почему-то показалась мне малопривлекательным развлечением. А если учитывать, что Юлия находится в Александрии, и у нее просто сверхъестественное чутье на все, что касается других женщин… Я, конечно, и не думал, что моя невеста натравит на меня своего дядюшку Гая Юлия, но рисковать все же не имело смысла.
– Наша сделка зависит от того, насколько твои сведения соответствуют тому, что ты про них утверждаешь, – сказал я, – и мне бы не хотелось пользоваться своими нынешними преимуществами.
– Когда это римлянин отказывался воспользоваться своими преимуществами?! Впрочем, как тебе угодно, но ты многое теряешь. Могу спорить, ты никогда в жизни не был с настоящей афинской гетерой!
Это было истинной правдой, однако на меня никогда не производили впечатления рассказы об их образованности, красноречии и остроумии. Такого рода похвала наводила на мысль, что в ней упущено самое важное.
– В другой раз, может быть, – пообещал я. – Пошли, пора возвращаться в город.
И мы направились назад, прямо как очередная парочка, возвращающаяся после визита к своим покойникам. Я обнял Гипатию за плечи, а она обхватила меня рукой за пояс. Страж у ворот открыл нам калитку и получил за это еще одну монету.
– Если бы они устроили здесь платный проход, – заметил я, – Птолемей не был бы таким бедным.
До меня донесся музыкальный смех гетеры – и, видимо, это было еще одним из ее достоинств.
– Тебе нравится здесь, в Александрии? Ты доволен, что сюда приехал? – спросила она.
– Если не считать убийства греческого ученого и покушений на мою жизнь, да, нравится. Если у человека нет возможности поселиться в Риме, здесь ему самое место. А ты как здесь оказалась?
– Приехала в поисках новых возможностей. Я выросла и воспитывалась в доме Хризотемы, самой знаменитой афинской гетеры. Это была чудесная жизнь, насколько это возможно для жизни женщины в Афинах, но это мало о чем говорит. Наши мужчины не в состоянии должным образом оценить даже благородную женщину, они считают, что женщины ничуть не лучше рабынь, и это не доставляет ни удовольствия, ни удовлетворения – развлекать мужчин, которым хочется всего лишь некоторого разнообразия после привычных им мальчиков. Вот я и собрала кое-какие деньги и приехала в Александрию. А здесь, среди чужестранных послов, настоящая греческая гетера имеет весьма высокий статус, это марка высшей пробы, особенно если она афинянка. Я служила у ливийского, армянского, вифинийского и понтийского послов; у последнего я пребывала, еще когда Митридат был царем. А теперь вот служу послу Парфии.
– Никогда в жизни не встречал женщины со столь впечатляющими дипломатическими заслугами и верительными грамотами, – пробормотал я. – Но не могу тебя винить в том, что ты считаешь Рим более подходящим и более благоприятным для тебя местом.
– Да уж. У меня неблагодарная профессия. Женщина остается привлекательной, только пока она юна и красива. А когда красота увяла, она начинает катиться вниз все быстрее и быстрее. Я знавала женщин, которые всего за пару лет из высокооплачиваемой гетеры превращались в уличную порну, шлюху.
– Мир жесток, – согласно кивнул я.
– Но сейчас он выглядит получше, – заявила Гипатия. – Скажи-ка, ты уже бывал в «Дафне Александрийской»?
– Должен признаться, что придворные развлечения оказались для меня слишком утомительными, чтобы искать еще более утонченных или более энергичных в городе.
– Этот сад не такой знаменитый, как в той же Антиохии, но там всегда весело. Ты пока что наслаждался только светской жизнью в высшем обществе, римлянин. Так почему теперь не отправиться со мною и не отведать низкопробных удовольствий?
– Прямо сейчас? – удивился я, глядя на полную луну. – Теперь, должно быть, уже около полуночи!
– В это время там как раз все и начинается, – возразила Гипатия.
Я никогда не принадлежал к тем людям, которые могут долго сопротивляться искушениям.
– Веди! – сказал я.
Пребывая в Риме, довольно легко забыть, что ночная жизнь имеется и в некоторых других городах. Когда римлянин впадает в такое настроение, что ему хочется немного подебоширить, он затевает вечеринку и начинает ее достаточно рано, чтобы все его гости пришли в состояние полных паралитиков еще до того, как на улице станет слишком темно, чтобы их рабы успели разнести своих хозяев по домам. В других же городах просто зажигают факелы и продолжают веселье.