Лодочник оказался типичным египтянином из каких-то прибрежных земель. Он был небольшого роста, с кривыми ногами; по всей вероятности, он редко ступал на твердую землю. Греческим он владел очень слабо, а латыни не знал вообще. Он невозмутимо отталкивался шестом, сохраняя спокойный и суровый вид, и смотрелся точно так, как будто его нарисовали на храмовой стене.
Вскоре мы оказались в тоннеле, что проходил сквозь дамбу, огораживающую озеро. Перекрывающая его огромная и тяжелая двойная опускная решетка уже была поднята, открывая на весь день путь в город. Большая часть лодок и плотов в этот час следовала по каналу именно туда. Лишь очень немногие двигались в обратную сторону. Мы миновали выход в нильский канал и повернули в сторону озера. Я обернулся назад и обратился к лодочнику:
– Разве Ификрат не плавал по Нилу, не измерял уровни воды, не осматривал берега? – Я не был уверен, что египтянин хорошо поймет мой вопрос.
– Нет, он плавал на озеро, – ответил он.
Вскоре мы оказались в спокойных водах Мареотиса. Берега его были низкими и болотистыми, они густо заросли папирусом. Эти заросли кишели водяной дичью, дикими утками, гусями, а также цаплями, чайками; иногда попадались и бродящие по мелководью ибисы. Мы проплыли мимо болотистого разлива, в котором валялись в воде и грязи гиппопотамы, они разевали пасти, как будто улыбались, комично мотали ушами, прикрывая свою изначально враждебную, агрессивную натуру и скверный характер. У Гермеса округлились глаза от ужаса, когда он увидел этих огромных диких животных так близко.
– Они на нас не нападут? – спросил он.
– Раньше они тебя вроде не пугали, – ответил я.
– Мы тогда были на большой лодке. А эти чудища могут проглотить нас одним глотком.
– Если у них будет такое настроение. Но вообще-то они едят травку. И пока мы их не задеваем и держимся подальше, они к нам приставать не станут. А вот этот, – я указал ему на нечто, напоминающее плавающий сук дерева, – наверняка тебя сожрет, если ты свалишься за борт. – И, словно услышав меня, этот плавучий сук повернулся и уставился на нас блестящими глазами. Гермес побледнел еще сильнее.
– И почему они не истребят этих чудовищ? – задал Гермес очередной вопрос.
– Крокодил – священное животное, он посвящен богу Собеку. Они их мумифицируют и хоронят в криптах под храмами.
– Ох уж эти египтяне! Есть на свете хоть что-то, чему они не поклоняются, не молятся и не делают мумии?
– Рабы, – ответил я. – Здесь нет бога, покровительствующего рабам.
– И римлянам тоже, могу поспорить, – усмехнулся Гермес.
Мы плыли на восток, по направлению к дельте, пока солнце не поднялось почти до зенита. Тут мы обогнули низкий мыс и подошли к берегу, где в воду выдавался каменный причал. Лодочник повернул нос нашей лодки прямо к этому пирсу.
– Что это? – спросил я его.
– Сюда ездил тот человек из Мусейона.
На берегу, в некотором отдалении, возвышался большой дом, окруженный возделанными полями.
– Чье это имение?
Лодочник пожал плечами:
– Может, царя, а может, какого-нибудь большого вельможи. – Вполне подходящее объяснение, поскольку здесь все принадлежало либо царю, либо какому-нибудь знатному царедворцу.
– Плыви дальше, – велел я лодочнику. – Я скажу, где пристать к берегу.
Египтянин отвернул лодку от пристани. Я отметил, что на ней никого нет, и, насколько можно судить, нас никто не видел. Это было в любом случае не так уж и важно, поскольку мы были далеко не единственной посудиной, оказавшейся нынче утром на озере. Птицеловы и рыбаки были заняты своими делами, лодки везли продукты с плантаций, расположенных по берегам озера. Барки, подобные нашей, тащили огромные связки стеблей папируса в мастерские Александрии, где из них изготовят материал для письма. Не то чтобы на озере было не протолкнуться, но еще одна лодка не привлекала внимания.
Примерно в миле от причала я заметил небольшой заливчик, выделявшийся среди зарослей камыша.
– Плыви вон туда, – приказал я.
Лодка обогнула песчаную косу, заросшую пальмами, и причалила к берегу. Мы выгрузили свое снаряжение и сложили его под деревьями. Египтянин огляделся вокруг, на его лице было написано большое сомнение.
– Мне кажется, тут не слишком хорошее место для охоты.
– Ничего, мы рискнем, – буркнул я. – Возвращайся за нами сюда завтра в это же время, и я заплачу тебе вдвое больше, чем сегодня.
Египтянину было все равно, и он согласился. Люди во всех землях почему-то считают, что все чужестранцы – сумасшедшие. Так что когда вы попадаете в иноземную страну, вам нетрудно сойти за эксцентричного богача. Лодочник оттолкнулся шестом и погнал лодку от берега. Вскоре его уже не было видно. Мы перетащили свои вещи в местечко, закрытое от всех взоров густыми зарослями кустарника, и устроились отдохнуть в тени пальм.
– Ну, ладно, – нарушил тишину Гермес. – Так зачем мы здесь оказались? Уж конечно, не затем, чтоб охотиться! – При этих словах он вздрогнул, услышав шорох в ближайших кустах. Но когда разглядел, что это всего лишь недовольный нашим вторжением ибис, то успокоился.
– Ификрат имел привычку каждый месяц посещать это место, якобы для того, чтобы измерять уровень воды в реке, его подъемы и спады, а также исследовать берега. А как я теперь понимаю, река его вовсе не интересовала. Он приезжал в это поместье, и я предлагаю выяснить, чем он здесь занимался.
– Если он врал насчет того, куда ездит, значит, у него были на то причины, – заметил Гермес с типично рабской увертливостью. – А это будет опасно?
– Почти наверняка. Именно поэтому я не намерен рисковать больше необходимого. Многие приезжие отправляются поохотиться в подобные дикие места, так что наш отъезд из города не должен был вызвать никаких подозрений. Я намерен обследовать это имение, но очень осторожно. Сейчас еще слишком рано. Мы отправимся, когда солнце опустится пониже.
– Мы? – спросил мой раб.
– Да, мы. Тебе это понравится, Гермес, это будет как раз в твоем духе.
– Ты хочешь сказать, что мне понравится, когда меня схватят и будут пытать как шпиона?
– Нет, Гермес. Тебе понравится то, что тебя не схватят.
Итак, мы устроились поудобнее, насколько это было возможно, и проспали до полудня и добрую часть после него. Когда наступила предвечерняя прохлада, мы разожгли небольшой костерок, и я обжег на огне несколько подгнивших и размягчившихся пальмовых ветвей. После чего мы тут же затоптали костер, чтобы дым от него не выдал наше присутствие.
Несколько лет назад я служил под командой моего родственника, Квинта Цецилия Метелла Пия, в Испании во время восстания Сертория
[57]
. Тогда не было крупных сражений, вместо этого мы все время вели незначительные боевые операции в горах против местных партизан. Эту кампанию большинство считало скверной войной, поскольку здесь негде было проявить себя блестящим и храбрым командиром в славных битвах, а это считалось необходимым для последующей хорошей политической карьеры у себя дома, в Риме. Но именно там я приобрел кое-какие весьма ценные навыки. Наши проводники и разведчики из иберийских горцев обучили меня основам своего искусства, и этот опыт я и намеревался пустить в ход сейчас, в Египте.