— А что же вы видите, мессир?
— Мне часто снится, будто я живу на какой-то барже, полеживаю в шезлонге, накрываю лицо носовым платком и совершаю недлинную сиесту.
— Баржа… шезлонг… сиеста… это что еще за чертовы слова? Я их не постигаю.
— Эти слова я придумал сам для обозначения вещей, которые мне снятся.
— Так вы, стало быть, увлекаетесь неологизмами, мессир?
— Ну, ологизмами или не ологизмами, это не твое собачье дело, а моя герцогская привилегия! Итак, я беру латинское «sexta hora»
[22]
и образую из него слово «сиеста»; или же, взяв из вульгарной латыни слово «barga»
[23]
, которое нахожу и впрямь вульгарным, преобразую его в «барку» или в «баржу»; что же касается шезлонга, то я просто-напросто слил два самых что ни на есть французских слова в одно, руководствуясь самыми что ни на есть общепринятыми и диахроническими законами лингвистики.
— Ох, мессир, далеконько же вы ушли от премудрой и наихристианнейшей онирологии
[24]
! Ваша семантическая наука сильно попахивает ересью.
— Какая же это ересь — видеть во сне баржу?!
— Ну, я, конечно, признаю, что во сне редко увидишь ангелов и святых. Судя по моему личному скромному опыту, чаще всего снятся мелкие происшествия повседневной жизни.
— Ну, а они, каракатица ты вонючая, посылаются дьяволом или Богом?
— Ни тем, ни другим. Они безразличны. Положительно безразличны. Ad primam respondi
[25]
.
— Ишь ты какой шустрый! Нет, аббатишка, так легко тебе не отделаться! Не для того я тебя держу при себе, чтобы выслушивать эдакие пустяшные отговорки, каких я и сам напридумываю сколько хочешь. Неужто ты надеешься по-прежнему получать от меня ежедневный харч за подобные благоглупости? Я требую вразумительного ответа!
И герцог, нацелясь в правую берцовую кость аббата, применил добрый старый прием — выпад ногой, достигший своей цели. Онезифор вознамерился ответить, лягнув герцога в живот, но промазал и растянулся на полу. Тотчас же герцог вспрыгнул на него и принялся топтать с криком:
— Отвечай, дурья башка! Отвечай!
Тот сделал знак, что согласен.
— Итак? — спросил герцог, спрыгивая со своей жертвы.
— Итак, — сказал аббат, поднимаясь на ноги, — это все сны из того промежуточного мира, что населен троллями, феями, гномами, домовыми, эльфами, лешими, духами, карликами, ундинами и водяными — существами, которые ни богу свечка, ни черту кочерга, ибо они не привержены ни добру, ни злу.
— Ишь ты как заговорил: ни вашим, ни нашим. Интересно, что скажет на это Святая Инквизиция!
— Optime! Таков мой ответ на ваш вопрос. Ad secundam
[26]
, касающийся языка животных…
— Что-то ты больно заторопился, любезный!
— …скажу вам, что отнюдь не всеми признается, будто Адам, преступив Господний запрет, увлек за собою, в падении своем, и животных тварей. Самые именитые богословы оспаривают этот тезис. С другой стороны, поскольку они явно не участвовали в строительстве Вавилонской башни, ничто не мешает им понимать друг друга.
— Кому, богословам?
— Нет, мессир, тварям.
— Ишь ты умник какой! Я же тебе толкую не о тех животных, что говорят между собой, а о тех, которые говорят человеческим языком, а ты мне тут болтаешь невесть что.
И герцог размахнулся, собираясь влепить аббату затрещину, но тот, опередив собеседника, врезал ему прямым в челюсть, заставив слегка покачнуться.
— Ad tertiam, respondeo
[27]
, — поторопился сказать капеллан.
— Погоди, погоди! — прервал его герцог, водворяя на место свернутую челюсть. — Не так быстро! Я бы желал послушать твое мнение о животных, говорящих в моих снах. Эти-то от Бога или от черта?
— Никакого значения! Без разницы. Ad tertiam…
— Погоди, погоди! Ты мне только что сказал, что ползучие твари, коих мы видим во сне, есть дьявольское наваждение.
— Dixi
[28]
.
— А если они говорят?
— Bis diabolici
[29]
.
— А если с ними говорят?
— Ter diabolici
[30]
.
— A если они отвечают?
— Quater
[31]
.
— Ладно. Это меня вполне устраивает, ибо я никогда не беседовал во сне со змеями, не в пример праматери нашей Еве.
— Но она-то беседовала вовсе не во сне.
— А что видел во сне Адам, когда Господь Бог усыпил его, чтобы вытащить ребро?
— Это уже четвертый вопрос, который мы можем отложить на завтра. Ad tertiam, respondeo…
— Погоди, погоди. Я еще не покончил с говорящими животными. Вот, например, уаттомобили — они от бога или от дьявола?
— Уаттомобили? Понятия не имею, что сие значит.
— Это такие вертлявые визгливые твари, они бегают туда-сюда на круглых лапках, не едят никакой твердой пищи, а пьют только олеум
[32]
.
И глаза у них светятся в темноте.
— В жизни такого не видывал.
— А вот я так частенько вижу их в снах. Тысячами, миллионами, легионами. Они заполняют все улицы и дороги. И это от них доносится с набережной ко мне на баржу тот ровный, несмолкаемый гул…
Поскольку пересказы снов не интересовали аббата Биротона, он немедленно заснул.
— К вящей славе Господней!
Сидролен обернулся.
— О, прошу прощения, — сказал человек, одетый в серо-стальной безупречного покроя костюм. — Я вас знаю, и мне не хотелось лишний раз беспокоить… Вы ведь местный?
— Я живу на барже, там, напротив, — сказал Сидролен.
— Достаточно. A Dieu!
[33]
Квази-священник оседлал свой мопед и покатил к туристической турбазе для туристов. Сидролен, глазевший на прилежно трудящихся строителей, продолжил свою прогулку в том же направлении. За оградой из колючей проволоки множество альбионцев, брабантцев, нидерландцев, финнофонов, пиктов, галлов, остзейцев и норвегов с упоением предавались своим занятиям, каковые занятия состояли в беготне от автокаравана или палатки к туалетам, от туалетов к душевым, от душевых к столовой, а от столовой к автокаравану или палатке, в ожидании новых дорог и маршрутов, ведущих к Эльсинору, Зальцбургу, Уппсале или Эбердину. Это суетливое кишение сопровождалось разноголосой музыкой: назойливое нытье десятков транзисторов временами заглушалось хоровым пением на иностранных языках под аккомпанемент волынки, рожка или окарины. Особо жизнерадостные особи испускали восторженные вопли и колотили себя кулаками в грудь, изображая барабанную дробь.