Забытый язык - читать онлайн книгу. Автор: Эрих Фромм cтр.№ 10

Во сне нам удается не только глубже постигать взаимоотношения с окружающими, выносить более здравые суждения и предвидеть будущее; наша умственная деятельность во сне бывает иногда более активной, чем при бодрствовании. Это неудивительно, ибо проницательность требует определенной сосредоточенности, которой способствует состояние сна и которой мы, как правило, лишены, когда бодрствуем. Наиболее известный пример такого рода сновидений – сон ученого, открывшего бензольное кольцо. Он долго не мог найти химическую формулу бензола, и однажды ночью во сне верная формула предстала перед его глазами. Ему повезло, и он вспомнил ее, когда проснулся. Имеется множество примеров, когда люди, пытающиеся решить какую-то математическую, техническую, философскую или практическую задачу, с удивительной ясностью видят искомое решение однажды ночью, во сне.

Иногда во сне человек осуществляет невероятно сложные мыслительные операции. Вот пример такого мыслительного процесса: надо, однако, отметить, что здесь содержится и элемент личностных особенностей. Этот сон приснился одной очень неглупой молодой женщине.

Мне приснилась кошка и много мышей. И я подумала, что завтра спрошу у мужа, почему сто мышей не сильнее одной кошки и почему они не могут одержать над ней верх. Я знала, что он ответит: это то же самое, что случалось в истории, когда один диктатор управляет миллионным городом, и народ не может его свергнуть. Но при этом я знала, что вопрос непростой и что ответ мужа неверен.

На следующее утро женщина рассказала мужу первую половину своего сна и спросила: «Что значит мой сон, будто сто мышей не могут победить одну кошку?» Он тотчас же ответил ей именно так, как она это и предполагала во сне. Через два дня она прочла мужу небольшое стихотворение собственного сочинения. В стихотворении речь шла о черной кошке, оказавшейся посреди заснеженного поля в окружении сотен мышей. Все мыши смеялись над кошкой оттого, что ее, черную, было очень хорошо видно на снегу, и кошке хотелось быть белой, чтобы ее было не так заметно. Одна строчка стихотворения была такая: «Я на загадку сна теперь нашла ответ».

Повторяя это стихотворение мужу, она не осознавала связи между стихотворением и сновидением. Но муж увидел эту связь и сказал: «Это стихотворение – разгадка твоего сна. Ты сравниваешь себя не с мышкой, как я было подумал, а с кошкой; во сне ты гордилась тем, что даже сотня мышей не могут с тобой справиться. Но при этом во сне ты чувствовала себя униженной оттого, что слабые мыши, над которыми ты ощущала такое превосходство, смеялись над тобой, хорошо разглядев тебя». (Надо сказать, что эта женщина очень любит кошек, испытывает к ним симпатию и считает их родственными существами.)

Мое определение сновидений как любой умственной деятельности в состоянии сна во многих отношениях принципиально расходится с теорией Фрейда, хотя и основывается на ней. Я допускаю, что сны могут быть выражением как низших иррациональных, так и высших и наиболее ценных функций мозга. Фрейд же считает, что сны – это обязательно выражение сознательного. Позже я постараюсь показать, что в многовековой истории толкования снов можно проследить наличие всех трех позиций, когда утверждалось, что сны – это порождение либо только бессознательного, либо только сознательного, либо и того и другого. Прежде чем перейти к истории развития этих трех теоретических направлений, существовавших до Фрейда, я хочу остановиться на описании и обсуждении теории толкования снов Фрейда, поскольку это – первый, наиболее известный и наиболее значительный вклад в современную науку о толковании снов.

Толкование снов у Фрейда базируется на той же принципиальной концепции, которая лежит в основе всей его психологической теории: концепции о том, что человеком движут имеющиеся у каждого неосознаваемые чувства, стремления и желания. Он называл эти стремления «подсознанием» и подразумевал под этим, что мы не осознаем их, но нас удерживает от этого осознания некий сильный внутренний «цензор». По ряду причин, важнейшая из которых – боязнь потерять одобрение родителей и друзей, мы подавляем в себе эти стремления, оттесняя их в подсознание; осознание же их вызывает в нас чувство вины и страх наказания. Тем не менее то, что эти стремления вытесняются в подсознание, не означает, что они исчезают. На самом деле они остаются настолько сильными, что находят выражение в многочисленных формах, но при этом мы не осознаем, что они проникли как бы через заднюю дверь. Наше сознание считает, что избавилось от таких нежелательных ощущений и стремлений, и для него ужасна сама мысль о том, что они могли существовать. Когда же они возвращаются и обнаруживают свое присутствие, то предстают в настолько искаженном и неузнаваемом виде, что на уровне сознания мы не можем понять, что они означают.

Так же рассуждал Фрейд, объясняя неврозы. Он полагал, что сильные желания, оттесняемые в подсознание «цензором», находят выражение в определенных симптомах невроза; но, поскольку они проявляются в замаскированном виде, мы осознаем только свои страдания, связанные с неврозом, и подспудные желания не находят удовлетворения. Таким образом, Фрейд впервые установил, что неврозы определяются внутренними процессами и имеют определенный смысл, нужно лишь найти ключ к их пониманию. Этот вывод можно проиллюстрировать примером. Женщина жалуется, что всякий раз, после того как она до чего-нибудь дотронется, у нее возникает потребность вымыть руки. Этот симптом, естественно, ее очень беспокоит, мешает ей во всем, что бы она ни делала, и она от этого очень страдает. Она не знает, почему у нее возникает такое желание. Все, что она может сказать, это то, что, если она пытается не делать этого, у нее возникает непреодолимое чувство тревоги. Сам факт, что она вынуждена подчиняться желанию, завладевшему ею без всякой причины, доставляет ей еще больше страданий. Анализируя ее фантазии и свободные ассоциации, можно обнаружить, что пациентка борется с сильным чувством враждебности. В действительности начало ее болезни совпадает с изменой мужа, который завел роман с другой женщиной и оставил ее внезапно и жестоко. Она всегда была зависима от своего мужа и никогда не осмеливалась осуждать его или перечить ему. Даже тогда, когда муж заявил, что собирается ее бросить, она не сказала ни слова, ни в чем его не упрекнула, не обвинила, не рассердилась. Но болезнь овладела ею именно в этот период. В ходе дальнейшего анализа выяснилось, что у пациентки был жестокий и властный отец, которого она боялась, но не смела открыто сердиться или упрекать его. Анализ показал также, что ее мягкость и смирение не означали, что она не испытывала гнева. Напротив, гнев копился подспудно и не проявлялся в поведении; он находил выход в ее фантазиях: иногда она представляла себе, что отец умер, убит или покалечен. Ненависть и желание отомстить становились все сильнее, но чувство страха и угрызения совести заставляли ее почти полностью подавлять такие желания. Поступок мужа возродил это сдерживаемое чувство и подлил масла в огонь. Но и теперь она не смогла ни выразить, ни даже почувствовать свой гнев. Если бы она осознавала свою враждебность, у нее возникло бы желание его убить или хотя бы как-то навредить ему, и тогда невроз, может быть, не развился бы. Но она не смогла осознать охватившей ее враждебности.