Заметки о потреблении подводят нас к последнему пункту, на котором я хотел бы остановиться в этой связи, – соотношению между доходом и трудом. Как и многие другие общественные системы прошлого, наше общество одобрило принцип «кто не работает, тот не должен есть». (Русский коммунизм возвел этот старый принцип в заповедь «социализма», слегка перефразировав его.) Проблема не в том, выполняет ли человек социальные обязанности, внося свой вклад в общее благо. В самом деле, в тех культурах, где явно или неявно принята эта норма, богатый человек, которому работать необязательно, оказался бы изъятым из этого правила, а джентльмена определяли бы как человека, которому нет необходимости работать, чтобы жить в достатке. Проблема в том, что каждое человеческое существо имеет неотчуждаемое право жить, безотносительно к тому, выполняет оно свой общественный долг или нет. Труд и прочие социальные обязанности следовало бы сделать достаточно привлекательными, чтобы человеку захотелось принять на себя долю социальной ответственности, но не стоит принуждать его к этому под угрозой голода. Если же применить последнее положение, обществу не понадобится делать работу привлекательной и подстраивать свою систему к человеческим потребностям. Правда, во многих обществах прошлого диспропорция между количеством населения и наличным техническим оснащением производства не позволяла обходиться без того, что фактически является принудительным трудом.
В изобилующем товарами индустриальном обществе такой проблемы нет, однако даже представители средних и высших классов в страхе потерять работу вынуждены следовать нормам, лежащим в основе индустриальной системы. Наша индустриальная система не дает им слишком уж отклоняться от курса. Если они теряют работу из-за того, что у них нет «правильного настроя» – имеется в виду, что они слишком независимы, придерживаются нестандартного мнения, женаты «не на той женщине», – им будет очень трудно найти работу того же уровня, а получение работы похуже предполагает, что они и их семьи почувствуют собственную приниженность, они теряют «новых друзей», приобретенных, пока шли в гору; они боятся, что жены презирают их, а дети перестают их уважать.
Чего я хочу здесь добиться, так это поддержать принцип, согласно которому человек имеет неотъемлемое право на жизнь – право, к которому неприложимы никакие условия и которое предполагает право получать основные необходимые для жизни продукты, право на образование и медицинское обслуживание; он имеет право на то, чтобы с ним обращались так же хорошо, как владелец собаки или кошки обращается со своими домашними животными, которым ничего не приходится «доказывать», чтобы их покормили. Если бы только этот принцип был принят, если бы мужчина, женщина или юноша могли быть уверены, что, что бы они ни сделали, их материальному существованию ничто не угрожает, сфера человеческой свободы безмерно расширилась бы. Принятие этого принципа также побудило бы человека изменять свой род занятий или профессию, использовав год или больше на подготовку к новой, более подходящей для него деятельности. Обычно большинство людей принимает решение относительно своей карьеры в таком возрасте, когда у них еще нет ни опыта, ни возможности правильно рассудить, какой род деятельности ближе всего им по духу. Пожалуй, годам к тридцати с лишним у них откроются глаза на то, что уже слишком поздно начинать заниматься тем видом деятельности, который, как теперь они знают, составил бы правильный выбор. К тому же ни одной женщине в случае несчастливого брака не пришлось бы оставаться замужем просто из-за того, что у нее нет необходимых средств, чтобы подготовить себя к работе, обеспечивающей ей средства к жизни. Ни одному служащему не пришлось бы принимать условия, неприятные или принижающие его, если бы он знал, что, пока он ищет работу, более соответствующую его наклонностям, он не умрет с голоду. Ни пособие по безработице, ни вспомоществование ни в коем случае не разрешат этой проблемы. Как признано многими, используемые здесь бюрократические методы до такой степени унизительны, что люди боятся, как бы не оказаться в той части населения, которая получает пособие, и этого страха достаточно, чтобы лишить их свободы не соглашаться на определенные условия труда.
Как можно было бы реализовать этот принцип? Ряд экономистов предложил в качестве решения «ежегодный гарантированный доход» (называемый иногда «подоходным налогом наоборот»)
[111]
. Ежегодный гарантированный доход определенно должен быть ниже наименьшего заработка, чтобы не возбуждать гнева и негодования у тех, кто работает. Если же он призван гарантировать умеренную, но все же достаточную материальную основу, нынешний уровень зарплаты пришлось бы заметно поднять. Установить прожиточный минимум для умеренного, но достаточного материального обеспечения на минимальном уровне сегодняшнего дня вполне осуществимо. Каждый, кого привлекают более приличные условия жизни, был бы волен добиваться более высокого уровня потребления.
По свидетельству некоторых экономистов, ежегодный гарантированный доход мог бы послужить важным регулятором нашей экономики. «В чем мы нуждаемся, – пишет Айерс, – так это в некотором приспособлении, способном навсегда стать обычной чертой индустриальной экономики, от которой требуется идти в ногу с постоянно возрастающим предложением товаров. Гарантия основного дохода для всех членов общества вне зависимости от заработка работающих, подобно тому как выплаты по социальному страхованию гарантированы сегодня всем людям старше 72 лет, обеспечила бы ощутимый прирост спроса, в чем экономика все более отчаянно нуждается»
[112]
.
В статье о гарантированном доходе и традиционной экономике Мино Левенштейн говорит: «Даже если экономист настроен традиционно, он скорее, чем кто-либо другой, должен суметь пересмотреть свой анализ механизмов выбора, чтобы увидеть, насколько ограничен этот механизм, хоть он и необходим. Как и в случае с многочисленными предложениями относительно нового мышления, понятие гарантированного дохода следует приветствовать еще до того, как оно понадобится, чтобы стать программой действий, поскольку оно бросает вызов теории»
[113]
.
Принципу ежегодного гарантированного дохода приходится наталкиваться на возражение, что человек ленив и ни за что не станет работать, если устранить принцип: либо труд, либо голод. В действительности же такое предположение неверно. Как показывает несметное количество свидетельств, человек от рождения склонен к активности, а лень – патологический симптом. В системе «принудительного труда», где почти не уделяется внимания его привлекательности, человек стремится избежать его хотя бы ненадолго. Когда социальная система в целом изменится так, что обязанность трудиться будет избавлена от принуждения и угроз, лишь меньшинство, состоящее из больных людей, будет упорно предпочитать ничегонеделание. Вполне возможно, некоторое число людей предпочло бы некое подобие монастырской жизни, полностью посвятив себя внутреннему саморазвитию, созерцанию или учебе. Если уж Cредние века могли позволить себе допустить жизнь в монастыре, то наше богатое технологическое общество, конечно же, имеет для этого гораздо больше возможностей. Но стоило бы нам ввести бюрократические методы, вынуждающие человека доказывать, что он действительно «правильно использует» свое время, как целостность принципа была бы нарушена.