Вот оно! Не зря он вспомнил разбитый светильник.
– Ты можешь погасить весь огонь в доме?
– Попробую.
Даже не удивилась, что Данил знает о ее тайне.
– Руку! А теперь сделай это!
Когда в доме разом погасли все огни, масляные лампы, факелы – солдаты Дорманожа завопили и хлынули из дверей.
– Куда, крысы?! – заревел Опос, но Дорманож хлопнул его по спине.
– Сети, быстро! Сейчас выскочит!
И точно! За спинами солдат вдруг обнаружился тот самый северянин. В правой руке – меч, левой он тащил за собой девушку.
Опос просигналил устроившимся на крыше, и приготовленная загодя сеть упала на беглецов, накрыв заодно и пару солдат.
– Есть! – удовлетворенно произнес Дорманож.– Тащите… Вот демон!
Проворный имперец полоснул мечом вверх-вниз, клочья сети полетели в стороны, и северянин оказался на свободе.
– Вторую! – заревел Опос.
Дорманож уже сорвался с места и бросился к имперцу.
Сеть упала.
– Дави его! – закричал Дорманож солдатам, и добрая дюжина их тут же навалилась на сеть сверху.
Кто-то завопил, как водится. Кто-то выругался. Дорманож подскочил к шевелящейся куче… И увидел, как из-под солдатского сапога вынырнула светловолосая голова северянина.
Мгновение – и имперец змеем вывернулся из свалки.
– Ха! – выдохнул Дорманож и опустил клинок на левую ногу имперца. Вернее, попытался это сделать. Проклятый шпион ухитрился отвести меч боевым браслетом, и клинок Брата-Хранителя воткнулся в ягодицу какого-то солдата. Солдат завопил, а северянин рванул вверх по улице.
– Стой, негодяй! – услышал Дорманож голос брата Хара.
Молодой монах вторично оказался на пути Данила.
– Арбалетчики, огонь! – рявкнул брат Опос.– По ногам, сучьи дети!
Дорманож увидел, как северянин метнулся в сторону. Арбалетные стрелы защелкали по мостовой и одна точно, попала в ногу… брата Хара. Тот взвыл, не от боли – от ярости, а имперец сдернул с него плащ и припустил по темной улице.
– Демон! – прошептал Дорманож с ненавистью и восхищением одновременно.
Псари спустили собак, и два десятка натасканных на человека псов серыми тенями пронеслись мимо Брата-Хранителя.
Однако ни они, ни даже пущенный по свежему следу гурамский следопыт так и не добрались до северянина. Псы до самого утра шарили по улицам без всякого результата. Если не считать искусанного до смерти прохожего.
Дорманожу осталось только признать поражение. Частичное поражение. Второй имперец и девчонка-колдунья в цепях были доставлены в тюрьму Братства.
Накрутив с полсотни обманных петель – город – тот же лес, только вони больше,– Данил вернулся прямо к дому. Надвинув капюшон, он бесстрашно втиснулся в толпу солдат. Те, углядев коричневый плащ, отодвигались, уступая дорогу. В лицо никто не заглядывал. А и заглянул бы, что толку? Солдаты Дорманожа – риганцы. Откуда им знать в лицо всех кариомерских святых братьев? Их же собственных монахов стараниями Данила существенно поубавилось.
Светлорожденный без помех проник в дом, уже обысканный от подвала до чердака со всей тщательностью, пробрался в собственную спальню и обнаружил, что его личные вещи стали достоянием Братства. Данила это не огорчило. Браслет с посланием, оружие и даже кошель с деньгами – при нем. Остальное не так важно. Забравшись под собственную кровать, Данил завернулся в коричневый монашеский плащ, уснул и на этот раз спал до самого рассвета.
Конец первой части
Часть вторая
МЕЖДУ НЕБОМ И ЗЕМЛЕЙ
На третий же год правления Наисвятейшего Корхима начались повальные бедствия на святой земле Хуриды. Нескончаемые дожди пропитали землю влагой до такой степени, что нельзя было провести борозду. А после настала сушь великая и опустели леса и поля: ни грибов, ни злаков, ни самых ничтожных плодов. Голод неутолимый заставлял людей подбирать падаль и творить такое, что и описать страшно. Сильный пожирал слабого. Расчленял его тело, варил и поедал. Те, кого голод гнал с одного места на другое, находили в пути приют, а ночью с перерезанным горлом шли в пищу хозяевам. Во многих местностях, дабы утолить голод, выкапывали из земли трупы или похищали с виселиц тела преступников. Именно в это время вошли в силу «черные повязки», продававшие съестное по ценам немыслимым. Длилось же бедствие три с половиной года.
Неизвестный летописец. Триста шестой год от Пришествия Истиныa
I
Рудж очнулся. Вокруг темнота. Под ним – охапка подгнившей соломы, брошенная на сырой каменный пол. Под полом скреблись и пищали крысы. Должно быть, выискивали путь к теплому человеческому мясу.
Рудж шевельнулся. Мышцы одеревенели от холода.
«Встань!» – приказал он сам себе. И встал, скрипнув зубами.
Три шага влево – камень, четыре шага вправо – камень. Пять шагов вперед – железо. Склизкие капли осевшей влаги.
Пить хочется… Ними… Данил… Сумел ли светлорожденный прорваться? А если сумел, то уберег ли Ними? Если Ними в руках монахов…
Рудж стиснул кулаки и глухо, яростно застонал. Крысы под полом притихли.
Кормчий постарался взять себя в руки. Думать. Искать. Итак, он в тюрьме Братства. Каменный мешок без окон. Могила для тех, кто не успел вовремя умереть. Рудж ощупал себя. Разорванная одежда. Ни одного металлического предмета. Даже пряжка с пояса срезана. Рудж подошел к двери, исследовал ее – сплошная. Значит, ее приходится открывать полностью, чтобы, скажем, накормить узника. Если, конечно, здесь узников кормят, а не позволяют мирно подохнуть с голоду. Как хочется пить! Но должны же его хотя бы допросить! Может, удастся откупиться? В конце концов, он – подданный Империи и приплыл на корабле по особому приглашению Наисвятейшего… Вздор! Какой вздор! Рудж сжал ладонями голову. Никто в Империи даже не узнает, что с ним сталось. Чего ждать от «святых братьев»? Пыток, изощренной казни? Может, он трижды пожалеет, что не умер от жажды.
«Помоги мне, Богиня!» – Кормчий привычно потянулся к серьге – и вздрогнул от резкой боли. Ну конечно, ухо разорвано, на мочке запеклась кровь. Итак. Его взяли живым. Вряд ли для того, чтобы оставить подыхать в этой каменной дыре. Попасть живым в лапы монахов Братства… Не лучше ли разбить голову о стену? Нет. Слабость. И Ними. Вдруг Рудж – ее единственный шанс на спасение? Может, удастся выкупить хотя бы ее? Он ведь не беден. Особенно по меркам Хуриды. Триста, четыреста золотых! Да хоть тысячу! У Руджа есть друзья, они соберут нужную сумму. Монахи любят деньги… Как хочется пить!
За Руджем пришли. Шаги, звон железа, скрип дверных петель, багровый огонь факелов, шипение горящего масла.
Кормчий заморгал, привыкая к свету.