Бить или не бить? - читать онлайн книгу. Автор: Игорь Кон cтр.№ 21

Теоретические воззрения и педагогическая практика Томаса Арнолда как нельзя лучше соответствовали имперской идеологии викторианской Англии и оказали сильное влияние на британскую педагогику. Но проблем, связанных с телесными наказаниями, они не разрешили. Уже в 1880-х годах сын Арнолда Мэтью (1822–1888), поэт и школьный инспектор, однозначно признал телесные наказания «устаревшим и неприемлемым» методом дисциплинирования:

«Можно сказать, что современный дух безвозвратно осудил порку как школьное наказание, поэтому она все больше будет казаться наполовину отвратительной, наполовину смешной, и учителю будет все труднее применять ее, не теряя самоуважения. На континенте это чувствуют очень остро. Во французских школах наказывают внушениями и ограничениями» (Arnold, 1912).

То, что во Франции детей воспитывали гуманнее и лучше, чем в Англии, признавал не один Мэтью Арнолд. Известный французский историк педагогики Жюль-Габриэль Компейре писал в конце 1870-х годов, что ему трудно понять приверженность английских учителей к старым и унизительным наказаниям розгой, и еще более удивительно, что эту практику поддерживают британские ученые. Но Англия любит свои традиции…

Главными цитаделями телесных наказаний вплоть до середины XX в. оставались школы-интернаты для мальчиков. В 1880 г. Кэмбриджский школьный совет обнаружил, что на 12 973 учившихся под его юрисдикцией мальчиков пришлось 10 973 случаев телесных наказаний.

В школах для девочек и в смешанных школах нравы были значительно мягче (см.: Hollowell, 2008). Разумеется, девочек тоже били в школе и дома. Шарлотта Бронте (1816–1855), подробно описывая в романе «Джен Эйр» (1847) Ловудский приют для дочерей священников, в которой ей с сестрой довелось учиться, рассказывает такой эпизод:

«Учительница только что отдала какое-то приказание, смысла которого я не уловила, – и Бернс немедленно вышла из класса и направилась в чуланчик, где хранились книги и откуда она вышла через полминуты, держа в руках пучок розог. Это орудие наказания она с почтительным книксеном протянула мисс Скетчерд, затем спокойно, не ожидая приказаний, сняла фартук, и учительница несколько раз пребольно ударила ее розгами по обнаженной шее. На глазах Бернс не появилось ни одной слезинки, и хотя я при виде этого зрелища вынуждена была отложить шитье, так как пальцы у меня дрожали от чувства беспомощного и горького гнева, ее лицо сохраняло обычное выражение кроткой задумчивости.

– Упрямая девчонка! – воскликнула мисс Скетчерд. – Видно, тебя ничем не исправишь! Неряха! Унеси розги!

Бернс послушно выполнила приказание. Когда она снова вышла из чулана, я пристально посмотрела на нее: она прятала в карман носовой платок, и на ее худой щечке виднелся след стертой слезы».

Потом девочки разговорились.

«– Но ведь эта учительница – мисс Скетчерд – так несправедлива к тебе.

– Несправедлива? Нисколько. Она просто строгая: она указывает мне на мои недостатки.

– А я бы на твоем месте ее возненавидела; я бы ни за что не покорилась. Посмела бы она только тронуть меня! Я бы вырвала розги у нее из рук, я бы изломала их у нее перед носом.

– А по-моему, ничего бы ты не сделала, а если бы и сделала – мистер Брокльхерст тебя живо исключил бы из школы. А сколько горя это доставило бы твоим родным! Так не лучше ли терпеливо снести обиду, от которой никто не страдает, кроме тебя самой, чем совершить необдуманный поступок, который будет ударом для твоих близких? Да и Библия учит нас отвечать добром за зло.

– Но ведь это унизительно, когда тебя секут или ставят посреди комнаты, где столько народу. И ведь ты уже большая девочка! Я гораздо моложе тебя, а я бы этого не вынесла.

– И все-таки твой долг – все вынести, раз это неизбежно; только глупые и безвольные говорят: “Я не могу вынести”, если это их крест, предназначенный им судьбой.

Я слушала ее с изумлением: я не могла понять этой философии безропотности, и еще меньше могла понять или одобрить ту снисходительность, с какой Элен относилась к своей мучительнице. И все же я догадывалась, что Элен Бернс видит вещи в каком-то особом свете, для меня недоступном. Я подозревала, что, может быть, права она, а я ошибаюсь, но не собиралась в это углубляться и отложила свои размышления до более подходящего случая».

Почему девочек физически наказывали реже и мягче, чем мальчиков? Школьная дисциплина в Англии, как и везде, была тесно связана с общей философией права и наказания, включая гендерные стереотипы. Так как женщины считались слабым полом, британский парламент уже в 1805 г. узаконил их освобождение от телесных наказаний. Гуманному примеру Англии вскоре последовала вся Европа, а затем и США. Из уголовного права принцип более снисходительного отношения к женщинам был перенесен и в школу.

В этой снисходительности была изрядная доля ханжества. Одним из главных доводов в пользу запрета телесных наказаний женщин была забота о соблюдении «скромности», нарушение которой могло отрицательно сказаться не только на наказываемых женщинах, но и на состоянии общественной нравственности в целом. Эти установки были приняты не только в Англии, но и в многочисленных британских колониях. Мужчины и мальчики, по этой логике, снисхождения не заслуживали. Во-первых, мальчикам стыдливость не свойственна. Во-вторых, порка, как никакое другое испытание, способствует формированию маскулинности: «укрепляя» мальчиков, она делает из них «настоящих мужчин». Это точка зрения отнюдь не исключительно британская. Тесная связь культа мачизма с телесными наказаниями обнаруживается не только в школьной дисциплине, но и в практиках закрытых юношеских сообществ, обрядов инициаций, студенческих братств и т. п. (см. подробнее: Кон, 2009).

Переход к совместному обучению существенно осложняет применение телесных наказаний. Приходится дифференцировать не только их интенсивность и форму, но и условия осуществления. Например, в совместной школе-интернате Родней в Ноттингемшире порка просуществовала вплоть до ее полного запрета в 1998 г., но мальчиков порол директор школы, а девочек – ее основательница миссис Джоан Томас. Последний громкий случай такого рода произошел в марте 1991 г. Пять 11—12-летних девочек поймали ночью в мальчишеской спальне. Нарушение серьезное. Родителей известили и предложили на выбор: забрать дочерей из школы либо согласиться на то, что их выдерут. Все пять семей предпочли порку. Девочек вызвали в кабинет миссис Томас, которая дала им по пять ударов тростью по попе, а главной зачинщице безобразия – семь ударов. Подобно мальчикам, девочки на наказание не обижались. В одном телеинтервью в середине 1990-х годов миссис Томас рассказала, что однажды она наказала двух девочек, а на следующий день они принесли ей коробку шоколада. Удивленная учительница сказала: «Но я же вас вчера выпорола!» – на что девочки ответили: «Мы это заслужили».

Несколько лет назад на одном из британских Интернет-порталов состоялся забавный обмен мнениями, какие телесные наказания – публичные или приватные – лучше. По мнению открывшего диспут учителя, мальчику взбучка перед всем классом полезнее, это будет уроком не только ему самому, но и всем остальным. Кроме того, публичная порка уменьшает возможность сексуальных злоупотреблений со стороны учителя, не позволяет ему выйти за рамки принятых в школе правил и одновременно страхует его от ложных доносов со стороны учеников. Для мальчика публичная порка не была особенно унизительной или смущающей: «Мы все через это прошли и знали, что так может случиться с каждым». Другое дело – смешанная школа. Какой мальчик захочет, чтобы его пороли или шлепали на глазах у девочек?! А уж пороть девочек на глазах у мальчиков и вовсе нельзя, это слишком возбуждающее зрелище…