Как любовь формирует мозг ребенка? - читать онлайн книгу. Автор: Сью Герхардт cтр.№ 42

ОТ ТРАВМЫ К НАСИЛИЮ

Взрослые с устойчивым механизмом реагирования на стресс и нормальным гиппокампом обычно справляются с болью и горем, с которыми они сталкиваются в экстремальных ситуациях, несмотря на то, что им для этого приходится пройти через мучительную душевную борьбу и они нуждаются в серьезной поддержке. Но дети, чей мозг и системы тела еще находятся в процессе развития, гораздо более хрупки. У них гораздо меньше ресурсов, и в то же время они гораздо ближе к возможности смерти. Они не могут выжить в одиночку, и они крайне зависимы от взрослых, которые должны удовлетворить их базовые потребности в пище, защите, тепле и комфорте. При отсутствии доброй воли взрослых они в самом деле могут умереть. В этом смысле переживания, которые для взрослого человека не являются вопросом жизни и смерти, становятся такими для ребенка. Если мама или человек, который заботится о ребенке, пропадает из его поля зрения, есть вероятность, что ребенок будет атакован или ранен в ее отсутствие. И если она не настроена защищать ребенка, он подвергается опасности. Травма в смысле борьбы с возможностью смерти гораздо более вероятна в детстве, чем во взрослом возрасте, особенно в современных развитых обществах, где взрослые редко голодают, сражаются на войне или умирают от эпидемий. Но детская травма может возникнуть от гораздо более обширного перечня событий, кажущихся порой безобидными.

С точки зрения взрослого, «насилие» представляет собой более серьезные и видимые случаи плохого обращения, такие как битье, причинение телесных травм детям или сексуальное надругательство. Многим очень трудно принять, что для зависимого от взрослого ребенка травмирующим может быть высказывание «ты-совершенно бесполезное пустое место» или если его оставляют без внимания и в одиночестве. Главное в травмирующем переживании то, что оно вызывает сомнения в возможности выживания — как выживания тела, так и выживания личности. Как говорил один из переживших такую травму: «Я должен был поверить, что мне причиняли страдания и ненавидели меня, потому что я был очень плохим, и вот все эти годы я сам причинял себе вред и сам себя ненавидел» (Чу, 1988:88).

Детям требуется огромная забота и защита, но они платят нам преданностью. Для них взрослые — центр их мироздания. В западных семьях, где кроме матери для ребенка никого нет, чтобы заботиться о нем и защищать его, где у него мало возможностей выстроить любящие отношения с другими взрослыми в более широком сообществе, в расширенной семье, зависимость может быть чрезвычайной. От одной центральной фигуры и от состояния ее ума зависит, будет ли мир безопасным или полным страхов для ее ребенка.

Эмоциональный мир, который родители создают для своего ребенка, воспринимается им весьма интенсивно, и эта интенсивность снижается по мере снижения зависимости. Атмосфера этого мира хорошо передана в фильме Ингмара Бергмана «Фанни и Александр», который вызывает в воображении ослепительное, переполняющее впечатление Рождества в большом доме в Швеции, когда на праздник собираются все родственники. Мы видим странную сложность взаимоотношений взрослых, с точки зрения ребенка. Детство кажется медленно текущим, и каждое действие взрослых как будто под лупой рассматривается ребенком. Взрослые кажутся огромными, все заполняющими собой, в то время как дети остро реагируют на любое их настроение и очень чувствительны к каждому их взгляду, к любой похвале. Несмотря на то что дети могут объединиться против взрослых, ликуя и веселясь, большинство из них, будучи зависимы от своих родителей, своей маленькой семьи, очень болезненно чувствуют силу отказа или пренебрежения со стороны своих мам и пап. Разумеется, теперь уже известно, что более серьезное насилие в детстве может привести к различным и весьма серьезным последствиям во взрослом возрасте, таким как депрессия, пограничное психическое расстройство, или к посттравматическому синдрому.

В исследованиях часто фокусируются на тех состояниях, которые хорошо описаны и имеют наибольшее воздействие на дальнейшее психологическое функционирование, но, на мой взгляд, существует некий континуум между мягкими формами пренебрежения или эмоционального насилия и их более жесткими и устойчивыми формами. По сути, речь идет об одном и том же — о проблеме эмоциональной регуляции внутри детско-родительских отношений. Во всех таких случаях регуляция затруднена, связи между родителями и детьми подвергаются испытанию, есть сомнения относительно их безопасности и надежности. В менее серьезных случаях мы увидим, как ненадежная привязанность избегающего типа может привести к депрессии и нервозности, неврозам или нарциссическим проявлениям. В более дисфункциональных детско-родительских отношениях тревожность может перерасти в неприкрытый страх. Такой тип взаимоотношений был недавно классифицирован как «дезорганизованный» тип привязанности, при котором не формируется устойчивого механизма защиты (Мейн и Соломон, 1990).

ВСТРЕВОЖЕННЫЙ РЕБЕНОК

Дети в возрасте от одного до трех лет, у которых был диагностирован такой «дезорганизованный» тип привязанности, не сформировали устойчивой схемы поведения со своей матерью. В условиях эксперимента, созданных для диагностики состояния привязанности, они чувствуют замешательство, когда вновь возвращаются к своим родителям — иногда они с нетерпением этого ждут, иногда очень сдержанно реагируют. Я просматривала видеозаписи экспериментов с детьми, которые были отнесены к этой категории.

Они бьются головой об стену, когда входит их мама, или с нетерпением бросаются ей навстречу, но затем резко сворачивают с пути, или просто сидят не двигаясь на полу и производят очень странный пронзительный звук. У них случаются тики, связанные с дисфункциями в правом полушарии головного мозга (Шор, 2003). Все эти особенности поведения свидетельствуют о выражении замешательства, о том, что ребенок не знает, безопасно ли подойти к родителю. Они охвачены так называемой дилеммой «приблизиться-избегать», названной так Джереми Холмсом (Холмс, 2002).

Большинство детей, с которыми плохо обращаются, формируют такую дезорганизованную привязанность (Шор, 2003). Эти дети находятся в замешательстве и смятении от того, что просто не знают, могут ли они доверять родителю, который причиняет им иногда сильную боль или ужасно пугает их. Это чрезвычайно болезненная дилемма, особенно для ребенка, когда зависимость от родительской фигуры крайне велика. Система привязанности заставляет тебя приблизиться к родителю, но опыт говорит, что это может быть опасным. Вместо ожидания того, что они создадут для тебя комфортные и безопасные условия, ты боишься, что они могут напасть на тебя. Это похоже на ситуацию, в которой оказываются дети с тревожным типом привязанности, поведение родителей которых также непредсказуемо. Отличие детей с дезорганизованным типом привязанности состоит в том, что их родители в самом деле ведут себя пугающе время от времени, по причине собственной агрессии либо по причине их крайней чувствительности и нервозности. Иными словами, любовь и страх перемешаны. Во взрослом возрасте такой тип взаимоотношений может наблюдаться у тех, кто находится в садомазохистской связи. Многие дети с дезорганизованным типом привязанности испытывают на себе воздействие отравляющей смеси любви и боли. Степень стресса, который они переживают в семье, отражается на их уровне кортизола, который очень высок, гораздо выше, чем у детей с другими ненадежными типами привязанности (Херстгаард и др., 1995). У таких детей очень велик риск развития психической патологии во взрослом возрасте. Некоторые доходят до состояний, когда диагностируется пограничное расстройство личности (хотя это происходит не со всеми).