Как любовь формирует мозг ребенка? - читать онлайн книгу. Автор: Сью Герхардт cтр.№ 36

Похоже, что у людей, склонных к депрессии и страдающих от депрессии, фронтальная зона левого полушария более инертна, и она неспособна взять управление на себя, когда шквал негативных эмоций врывается во фронтальную зону правого полушария. В частности, отмечено, что во время обострения депрессии у них заметно слабее кровоснабжение в левой дорсолетеральной и левой угловой извилинах — состояние, которое связывают с апатией и косноязычием (Лихтер и Каммингз, 2001). У них также встречается нарушение способности к обучению, связанное с ухудшенным кровоснабжением в левой части префронтальной коры, в ее средней зоне (Бенч и др, 1993; Древете и др., 1997). Некоторые исследования на крысах показали, что стресс изначально активирует левую префронтальную зону коры, а правая пре- фронтальная зона активируется только в случае, если стресс становится продолжительным и неконтролируемым. Левая префронтальная зона коры, судя по всему, является своего рода буфером, который останавливает незначительный стресс, прежде чем он станет серьезным, — буфером, которого часто не хватает людям в состоянии депрессии (Салливан и Граттон, 2002).

Почему же у одних людей мозг действует таким образом, а у других иначе? В настоящее время не ясно, наличествует ли определенная тенденция у детей при рождении. Определенно, есть дети, у которых правая префронтальная зона коры гиперактивна, а левая зона менее активна. Но пока нет исследований, которые бы установили, является ли это особенностью, имевшейся при рождении, или это сформированная особенность в ходе получения жизненных впечатлений. Тот факт, что баланс между правым и левым полушарием является постоянным, установившимся состоянием, подразумевает, что имеют место какие-то структурные характеристики. Одним из объяснений может быть то, что на архитектуру мозга повлиял опыт, полученный в период раннего развития. Вероятнее всего, это произошло в младенчестве, когда мозг развивается быстрее всего, и это то, о чем говорят исследования взаимоотношений между матерями, находящимися в депрессии, и их детьми.

Нам известно, что у малышей, матери которых страдают от депрессии, наблюдается этот полушарный дисбаланс. У них нет нормальной доминанты левого полушария, которая наблюдается у других детей, даже когда они выглядят счастливо играющими. Такие дети с меньшей активностью левой фронтальной зоны мозга описываются как менее ласковые и менее склонные привлекать мать к своим играм. Возможно, это происходит от того, что у матери самой левая фронтальная зона менее активна, она не может стимулировать активность левого полушария и у своего ребенка. Она также не может передать ему левополушарные регулятивные стратегии.

Когда дети родителей, страдающих от депрессии, вырастают, риск самим впасть в депрессию у них в шесть раз выше, чем у других. Но даже в детском возрасте они, похоже, страдают от депрессии. Они часто замыкаются в себе, избегают контакта «глаза в глаза» с людьми в целом. Возможно, это потому, что они не ожидают, что матери, находящиеся в депрессии, обратят на них внимание и будут позитивно реагировать. В одном исследовании описывалось, как ребенок пытался выхватить у матери папку с зажимом, на которой она заполняла опросник, — довольно отчаянная попытка получить хоть толику внимания (Доусон и др., 2000).

Вне сомнения, матери в состоянии депрессии могут нанести значительный вред развитию мозга своих детей. В одном исследовании (проведенном Джеффри Коном и его коллегами) было обнаружено, что в нормальном состоянии в игре между матерью и ребенком взаимодействия колеблются от позитивных до нейтральных — примерно в равных долях. Но у матерей в состоянии депрессии все совершенно иначе. Позитивных взаимодействий у них очень мало. Около 40 % времени они не участвуют в делах ребенка или не отвечают на его призывы, а большую часть оставшегося времени они злятся, ведут себя назойливо и грубо со своими детьми. Ковда матери открыто или скрыто злятся, такие дети часто отводят взгляд. Они, разумеется, не могут самостоятельно покинуть комнату, но, возможно, они хотели бы это сделать. Для ребенка самым болезненным ощущением является невозможность добиться материнского внимания. Дети протестуют больше всего, когда внимание их матери отключено, это более невыносимое состояние, чем плохое с ними обращение. Но в любом случае, дети депрессивных матерей получают больше негативных впечатлений, чем позитивных (Кон и др., 1990).

Большинство детей нормальных матерей испытывают очень немного негативных эмоций. Это заставляет усомниться в психоаналитической теории Клейна о том, что дети изначально полны зависти и жадности (Клейн, 1988). С большей уверенностью можно сказать, что преобладание негативных эмоций связано с патологическими отношениями между матерью и ребенком. Очевидно, впрочем, что подход Клейна находит отклик у многих людей, возможно у тех, кто и сам пережил такое детство (и винит своего внутреннего ребенка за это). С моей точки зрения, возможно более точным будет говорить о враждебности и зависти со стороны депрессивных матерей по отношению к их детям, а не наоборот.

БЕДНОСТЬ И ДЕПРЕССИЯ

Депрессия часто идет рука об руку с бедностью и «исключением из социума». Браун и Харрис обнаружили, что люди, не имеющие доступа к экономическим ресурсам, чаще встречались в своей жизни с событиями, способствующими развитию депрессии, в форме унижений и фрустраций. Как и они, Карлен Лайонс-Рут также обнаружила, что сами по себе низкий доход и множество проблем не являются причиной депрессии.

Лайонс-Рут анализировала выборку, состоявшую из женщин, живущих в бедности и находящихся под наблюдением. Это были матери, испытывающие сложности при обращении с собственными детьми. Специалисты, которые наблюдали за этими матерями, отзывались о них как о нерадивых, апатичных или злых, но не как о женщинах в состоянии депрессии. Однако обнаружилось, что у них наблюдалось множество симптомов депрессии, часто в хронической форме, которую Карлен Лайонс-Рут описывает как «выгорание», их возможности справляться с обстоятельствами находились на пределе. Другие тщательно отобранные женщины из таких же бедных районов, которые нормально справлялись с детьми, имели гораздо меньше симптомов депрессии. Лайонс-Рут выдвинула предположение, что сложности, которые матери испытывают в своем родительстве, связаны не столько с бедностью или с какими-то текущими проблемами, но должны быть рассмотрены в контексте их жизненной истории, недостаточности навыков регуляции, которая коренится в их собственном детском опыте. Наибольшее значение имело то, были ли они в детстве в хороших отношениях с собственными матерями. Если нет, то это обстоятельство оказалось наиболее частым предсказателем будущей депрессии и плохого отношения с детьми (Лайонс-Рут, 1992).

В моей практике работы с матерями и младенцами матери в состоянии депрессии — обычное дело. Как правило, они сами отчаянно нуждаются в заботливом внимании. Большинство рассказывает о сложных взаимоотношениях со своими матерями. Например, мать Бениты была инвалидом, и дочь чувствовала, что не может требовать ее внимания; мать Салли была алкоголиком с непредсказуемым поведением; у Джилл мать активно строила карьеру и всегда была занята и недоступна. Те пациенты, которые пытались описать их отношения с матерями в более положительном виде, не смогли представить ничего, что подтверждало бы это. Многие из матерей не получали внимания, которое им было необходимо в младенчестве и раннем детстве, и теперь сами испытывали сложности в том, чтобы обеспечить такое внимание своим детям. Они чувствовали себя беспомощными рядом со своими собственными детьми, не зная, что делать, как успокоить плач ребенка или как его уложить спать ночью. Им очень хотелось, чтобы ребенок вырос побыстрее и не требовал бы такого внимания.