– Сладости портятся, – менторски произнесла Оля. – Кое-кто сам просроченный шоколад не съест, а выкинуть пожалеет, гостям предложит.
– Будьте аккуратней с незнакомыми продуктами, – посоветовал Виктор Николаевич.
– И смотрите, до какого срока их можно использовать, – добавила Оля.
Я поблагодарила врача и медсестру, вышла в холл, где на меня незамедлительно налетел Костя.
– Не смей ничего есть из чужих рук!
– Ты подслушивал под дверью? – рассердилась я.
Столов сбавил тон.
– Нет, просто сидел около кабинета, а у Вити голос зычный. Никогда не бери у незнакомых людей никакие вкусности.
– Хочешь, чтобы я умерла от голода? – развеселилась я. – Чаще всего ем в разных кафе и, как зовут официантов, понятия не имею. Но даже если стану требовать у всякого подавальщика в разных странах паспорт, эта мера не поможет. Придется самой идти на кухню, выяснять у повара, что тот положил в салат, и интересоваться у посудомойки, каким средством она мыла тарелки-чашки. Ой, совсем забыла! Французы обожают собак, у них почти во всех кафе спят хозяйские бобики, значит, надо с ними тоже дружбу завести, уточнить кличку, потом выяснить, что за шампунь льют на их шерсть… Между прочим, пресловутую итальянскую шоколадку мне сегодня дала Антонина Монахова, а с ней я знакома.
Столов открыл рот, но сказать ничего не успел, потому что в клинику с воплем «Помогите!» ворвался парень лет двадцати пяти с маленьким ребенком на руках. Малыш был по горло закутан в розовое одеяльце.
Женщина-администратор, сидевшая за стойкой, вскочила:
– Что случилось?
Из кабинета Виктора Николаевича высунулась Оля и задала тот же вопрос. А мы с Костей просто повернулись к двери и уставились на вошедшего.
– Помогите, – уже тише произнес незнакомец, – жена ушла на занятия, а у нас с дочкой ерундень вышла.
– Мы с малышами не работаем, – сказала Оля. – Вера, дай мужчине адрес детской круглосуточной стоматологии.
– У нее не зубы болят, – засуетился посетитель.
– Успокойтесь, пожалуйста, – пропела Оля. – Как вас зовут?
– Петр, – представился молодой мужчина, – а она Алиса.
– Сделайте глубокий вдох, медленный выдох, досчитайте до десяти и рассказывайте, – нежно продолжила администратор Вера. – С самого начала.
Малышка зашевелилась, высунула из одеяльца ручки, улыбнулась и пропищала:
– Тетя…
– Ой, какая умница, – умилилась Вера. – Маленькая, а как хорошо разговаривает. Сколько ей?
– Чего? – задал гениальный вопрос Петр.
– Лет, – уточнила администратор.
Парень призадумался.
– Пять. Или шесть.
– Да вы что? – засмеялась Вера. – Годика два, не больше.
Петр тряхнул девочку.
– Алиска, тебе скока стукнуло?
Малышка рассмеялась.
– Тетя, дядя…
– Вы ей кто? – сурово спросила Оля.
– Отец родной. Моя кровиночка! – гордо ответил Петр. – Разве не видно, как мы похожи?
Но я ему не поверила.
– Отец, а не знаете, какой возраст у дочери?
Вера бросила на меня быстрый взгляд.
– Вы, наверное, не замужем? И деток пока нет? Мужчины странные, хорошо, что Петр имя помнит.
– Девочка выглядит здоровой, улыбается, вроде ее ничего не беспокоит, – перебила администратора Оля. – Зачем вы принесли к нам ребенка?
– Сейчас, сейчас… – засуетился молодой папаша и полностью размотал одеяльце.
В холле на секунду стало тихо.
– Она ходить не может, ноги парализовало! – заголосил родитель, усаживая крошку на диван. – Люська на занятия подалась, мобильный, блин, выключила. Вечно, когда надо, до дуры не дозвониться! Сто раз ей в башку втемяшивал: «Мать всегда должна находиться в зоне доступности». Но разве ж она послушается? И чего теперь мне с ногами делать? Алиска на них стоять не может, на бок падает.
– Виктор Николаевич! Сюда подойдите! – позвала Оля. – У нас тут ребенок!
– Дети не по моей части, – спокойно произнес Томилин, выходя в холл. – Господи, что это?
– Знакомьтесь, Алиса и ее папаша, которого мать ребенка ненадолго оставила с дочкой, – сообщила Вера.
– Зачем вы засунули ноги малышки в трехлитровую банку? – изумился врач. – И как умудрились проделать сие действие?
– Она падает, – шмыгнул носом Петр. – Ноги парализовало.
Я обрела дар речи.
– А вы бы смогли сохранить равновесие, запихнув свои лапы в стеклянную банку?
Виктор Николаевич присел около дивана и щелкнул пальцем по оригинальной «обуви» девочки.
– М-да!.. Необычно. Неясен смысл произошедшего. Какую цель вы преследовали, натягивая на ноги девочки данный предмет?
– Она сама это сделала, – заканючил горе-папаша.
– А ты где был? – налетела на парня Вера. – Телик глядел? Пиво пил?
– Я веду здоровый образ жизни, – начал отбиваться отец, – не курю, спиртное не употребляю. Работал у компа, а Алиска рядом ходила. Потом она есть попросила, и я ей бутеры сделал со шпротами и луком.
– С чем? – подскочила Оля. – Вы кормите малышку рыбными консервами?
– Едкий лук тоже не лучшая пища для детского желудка, – неодобрительно заметил Виктор Николаевич. – А копченые шпроты в масле – удар по юной печени.
– Это что за мать такая? – зашумела Оля. – Ей лень девочке кашу сварить?
Алиса сморщилась и заплакала.
– Во! Видели? – скривился Петр. – Как слово «каша» услышит, концерт закатывает. Ненавидит она скользкую овсянку, гречкой давится, рисом плюется. Люська на ужин овощи с курицей оставила, так Алиска по тарелке рукой стукнула и все на пол вывалила. А шпротики схомячила за милую душу, головку репчатого, как яблоко, сгрызла. Моя генетика, я тоже шпроты и лучок обожаю.
– Надеюсь, кроме аппетита, от вас ребенку ничего не передалось, – пробормотала Оля.
– Выньте ей ноги, – заныл Петр.
– Я дантист, – пояснил Томилин, – вам лучше в травмпункт обратиться, он через два дома.
– Только что оттуда, – вздохнул незадачливый родитель. – Там очередина на всю ночь, работает одна баба, злющая, как седьмой сын вурдалака. Я про паралич сказал, врачиха нас сразу в кабинет позвала, вперед всех, увидела ноги Алисы и как завелась ругаться! Обзывалась по-всякому. Обидно. В коридор выперла, велела ждать. А там сто человек. Люська домой через полтора часа придет. Ох, она меня прибьет!
– И правильно сделает, – фыркнула Вера.
– Снимите банку, пожалуйста, – застонал парень. – Разбейте ее, что ли. Хотел сам по баллону тюкнуть, да Алиска не дала. Увидела, что папка молоток в руки взял, и завыла сиреной.