В ранних предрассветных часах Одри лежала в объятиях Винченцо.
Прошел месяц с того времени, когда она впервые возникла в его офисе, но Винченцо пока не сказал ей, что выбрал ее в качестве своей жены. Но он не говорил и о других кандидатках, и это позволяло Одри надеяться на подобный исход уже не только ради Тоби, Франки и Анджело, но и ради себя самой. Ее любовь к Винченцо стала только сильнее и крепче с тех пор, как она призналась ему в своих чувствах к нему.
Начиная со Дня благодарения Винченцо больше не упоминал о своих планах по поиску жены и матери для детей. Одри не была уверена, какие чувства она испытывает по этому поводу. Их занятия любовью были волшебными, ни с чем не сравнимыми, и Одри не понимала, как она вообще могла жить без этого. Она знала: Винченцо также получает ни с чем не сравнимое удовольствие, видела это по его реакции. Одри не знала, что секс может быть таким, да и вообще, сказать по правде, до Винченцо она ничего не знала о сексе.
В общем, секс не был проблемой, однако кое-какая проблема все-таки существовала. Они продолжали проводить с детьми каждый день, но, когда оставались наедине, занимались только сексом, и ничем больше. И хотя Одри казалось, что их связывают еще и какие-то невидимые нити, это ее тревожило. Тем более что Винченцо отказывался говорить на тему чувств, и это не могло не волновать ее, так как она влюблялась в него все сильнее и сильнее.
Ей казалось – Винченцо уже пришел к решению, но по какой-то причине не говорит ей о своем выборе. Одри была почти уверена: пусть ей не удалось затронуть его сердце, но их связывали настоящие дружеские чувства. И именно они позволяли Одри надеяться – Винченцо все-таки остановит свой выбор на ней. Что, если он просто ждал подходящего случая, чтобы сказать ей об этом? Может, ждал Рождества? Может, он хотел сделать ей предложение под рождественской елкой?
– О чем задумалась, biddúzza? – вторгся в ее мысли голос Винченцо.
– Как ты догадался? – негромко рассмеялась Одри, скрывая свою нервозность.
– Твое тело не расслабленно, как во сне. Ты не делаешь ни попыток заниматься сексом, ни говорить. Значит, остается одно: ты о чем-то думаешь.
Она взглянула в его милые черты лица, едва видимые в предрассветном сумраке. Их глаза встретились. Одри уже не в первый раз показалось – в них настороженное выражение.
– Ты принял решение? – вдруг услышала она свой голос.
Его глаза распахнулись от удивления, а затем в его взгляде вновь появилась эта тревога. Лицо Винченцо стало маской, которую она уже научилась ненавидеть.
– Нам нужно говорить об этом сейчас?
– Да, нужно! – Она вывернулась из-под его рук и села.
Винченцо также сел. Их разделяло несколько дюймов, но Одри показалось, будто между ними разверзлась пропасть.
– Что ж, думаю, ты со мной согласишься: тест на сексуальную совместимость пройден успешно.
И это все, чем была для него их близость? Тестом?!
Одри почувствовала боль.
– Для тебя это было только тестом? – борясь с подступающими слезами, спросила она.
Вскочив с кровати, она стала искать свой халат. Ей нужна была какая-нибудь преграда между ними! Наконец она нашла его и нервно завязала пояс.
– Нет, я не так выразился, più amato.
Винченцо также встал с постели. В отличие от Одри он стоял обнаженный.
Он называл ее так в редких случаях и только когда их занятия любовью были особенно страстными. В следующий раз она обязательно спросит, что это значит, но прямо сейчас ей казалось – сердце готово разорваться.
– Как я могу тебе верить? – спросила она, в ее голосе послышалась боль. – Нас связывает потрясающий секс, но это единственное, что ты позволяешь нам иметь. Мы не проводим время вместе…
– Мы вместе каждый день.
– С детьми, не наедине! – обвинила его Одри.
– Сейчас мы одни.
– Ради секса.
– Сейчас мы не занимаемся сексом, – возразил Винченцо и медленно добавил: – Я просто не знаю, как говорить о том, что происходит между нами. О чувствах…
– В это сложно поверить, – не успокаивалась Одри. – Ты взрослый умный мужчина! Ты свободно говоришь на двух языках.
– Но не на языке эмоций.
– Если ты чувствуешь что-нибудь, то можешь об этом говорить. – Горло Одри сжало от подступивших слез. Она отвернулась.
Ей нужно было принять душ. Сделать что-нибудь, но оказаться подальше от Винченцо.
– Подожди! – окликнул ее Винченцо.
Одри медленно повернулась к нему.
– Где я мог этому научиться? У кого? – в отчаянии спросил Винченцо.
– Что ты хочешь этим сказать? Любви не учатся, ее чувствуют! Ты не можешь научить человека любить тебя.
Винченцо зашагал по спальне, ероша волосы. Одри смотрела на него с грустью и тоской. Она любила этого мужчину. Сможет ли он полюбить ее?
Неожиданно он остановился:
– Откуда ты знаешь, что любишь меня? Откуда знаешь, что это не просто секс? Не просто знание того, что я могу облегчить жизнь Тоби?
Одри подумала над его словами.
– Потому что время, когда мы вместе, наполняет меня счастьем, – наконец медленно произнесла она. – Потому что я хочу, чтобы ты был в моей жизни. Твои эсэмэски заставляют меня улыбаться. Я улыбаюсь при одной мысли о тебе!
– Мне нравится посылать тебе эсэмэски, – признался Винченцо. Глаза его сверкали. – Продолжай!
Одри кивнула:
– Я знаю, я люблю тебя, потому что сама мысль о том, чтобы прожить оставшуюся жизнь без тебя, причиняет мне невообразимую боль.
Напряжение оставило тело Винченцо, как вышедший из шара воздух. На его губах заиграла слабая улыбка.
– T’amu.
Сердце Одри пропустило удар.
– Что это значит? – спросила она, догадываясь о значении этих слов, но ей нужно было подтверждение.
– Я люблю тебя.
Сердце у Одри забилось где-то в горле. Ее наполнила такая радость, что ей казалось – она вот-вот оторвется от пола и взлетит.
«Значит, все-таки это случилось!» – возликовала она, не в силах поверить своему счастью.
Ей захотелось броситься к нему на шею, но она остановила себя и пресекающимся от избытка чувств голосом спросила:
– А почему на сицилийском?
– Потому что, несмотря на то что я родился в Штатах, мое сердце принадлежит Сицилии. Если уж я заговорил о чувствах, то язык моего сердца – сицилийский.
– О, – проговорила Одри. В глазах ее засверкали слезы от избытка переполнявших ее чувств. – А что означает più amato?
– Возлюбленная. Ты моя возлюбленная, Одри, знаешь ли ты об этом? Отныне и на все времена. – Он взял ее в свои объятия и поцеловал, а затем прошептал ей куда-то в волосы: – Ti vugghiu bini. Я очень тебя люблю.