– Н-да. – Рейнар-нурсиец оценивающе поглядел на оружейные запасы. – Хорошо, но маловато. Если враг поставит в первую линию людей Пипина с такими же мечами, наше войско поляжет ни за грош еще до того, как доберется до хаммари. А те, что дойдут, буде такие останутся, почувствуют себя в роли мяча на футбольном поле. Неприятная перспектива! Блин, надо шо-то такое разэтакое придумать. Эх, жаль, Камдила нет! Он бы точно изобрел какую-нибудь каку с маком.
– Но мы же уже все придумали! – удивленно возмутилась Женя. – Для того вы сюда книгу и привезли.
– Да шо ты говоришь? – криво усмехнулся старший оперативник, развязывая холщовый мешок. – И как это я запамятовал? А скажи мне, зеленый свет очей моих, а ежели вдруг все пойдет не так, как у нас в думальниках сложилось? Если все наши версии и гипотезы насчет Медеи, Олх и тому подобное – лишь игра богатого воображения одного высоколобого умника? Тогда как? Говорим: «Массовка свободна, война отменяется»? Боюсь, твой бывший поклонник не станет принимать такие доводы всерьез.
– Фрейднур вовсе не был моим поклонником! – возмутилась благородная дама Ойген.
– Сударыня, вас только это волнует? Ну, хорошо, может, он и сейчас… Так легче?
– Я попросила бы вас, Сергей…
– Потом как-нибудь попросишь, в шесть вечера после войны. Государь, – он повернулся к хлопочущему Дагоберту, – книга подана, начинаем работать. Но, блин, о победе на поле боя тоже следует еще хорошенько позаботиться. Бастиан, где там брунгильдина побрякушка, ты ее у Элигия на полке не забыл? В общем, Тимуровна, делаем так: Валет, если понадобится, листает страницы, мы с кесарем держим тебя за руки. А ты, красна девица, стой, не падай. Если вдруг что пойдет не так, шо есть силы сжимай руки, будем тебя выдергивать.
– Ты уверен, что это поможет?
– Не факт. А есть варианты?
Женечка вздохнула.
– Да, вариантов нет.
Она посмотрела на Сергея, будто прощаясь навсегда и напоследок стараясь запомнить.
– Пожалуйста, я очень на тебя надеюсь.
– Да мы на тебя, в общем-то, тоже… – начал Лис, но осекся, чувствуя неуместность фразы. И закончил, без обычной насмешки в тоне: – Возвращайся скорее! Государь, подайте даме руку. Бастиан, листай!
Золотое сияние разлилось над лысой вершиной холма в начинающих сгущаться вечерних сумерка, настолько яркое, что не только Лис, Дагоберт, но и Бастиан, державший книгу переплетом к себе, невольно зажмурились. Казалось, сегодня от страниц исходит сияние особой силы. Женя начала всматриваться в сверкающую гладь пергамента и вдруг почувствовала, как потяжелел и запульсировал медальон Брунгильды на ее груди. Будто второе сердце застучало в унисон первому, но только значительно громче. Сияние заставляло глаза слезиться, и очень скоро, пожалуй, и минуты не прошло, сквозь пелену непролитых слез лист начал превращаться в подобие зеркала.
Очаровательная цветная миниатюра в верхнем углу, изящные заглавные буквы – все расплылось, исчезло с хрустальной, переливающейся глади. Сквозь нее благородная дама Ойген увидела… Она могла бы поклясться, что видит себя в зеркале, и в то же время понимала, что очень мало схожа с девушкой по ту сторону пергаментного листа. Темные, разметавшиеся по плечам локоны, горящие черные очи той – скорее были прямой противоположностью ее светлым золотистым волосам и лазурным очам, в которых рады бы утонуть многие представители сильного пола. И все же Женя чувствовала в ней что-то близкое. Девушка-отражение молчала, лишь смотрела, не отрываясь, и прелестная Ойген кожей лица ощутила, как сгущаются, будто вливаясь в ее глаза, кромешные сумерки, беззвездная темень без начала и конца. Медальон на груди пульсировал все сильнее, будто колотил запертую дверь грудной клетки, требуя впустить.
– Вот и ты, – очень явственно произнесла текущая, переливающаяся неясными блестками мгла. – Сама пришла.
– Ты Олх? – мысленно выдавила Женечка.
– Имена, – и не думая отвечать, произнесла темень, чуть сгущаясь и обретая неясные человеческие очертания. – Лишь имена. Ничего более.
– Но… – Женя напряглась, – ты не можешь быть темнотой.
– Я не могу?
Блестки исчезли, и темнота стала вовсе непроглядной.
– Да, не можешь, потому что он тоже являет себя черным пылевым облаком.
– Он? Кто он?
– Эйа.
– Да как он смеет?!
Непроглядный мрак мигом исчез, ярчайшая вспышка ослепила девушку, заставив закрыть глаза и отвернуться.
– Да как ты смеешь?! – Прекрасное, но в то же время страшное лицо с горящими глазами само собой внезапно слепилось из ярчайшего света, нестерпимого, жгущего сильнее пламени.
Женя попыталась отпрянуть и тут же почувствовала, как, раскалившись, жжет медальон. Она закричала изо всех сил, в отчаянии сжала пальцы и буквально отлетела в сторону.
– Эй! Эй! – слышался в голове встревоженный крик Лиса. – Женечка, милая, ты как? Приди в себя!
Сияющий лик все еще стоял перед ее глазами, постепенно тускнея и расплываясь.
– Очнись, я здесь! Все нормально, – доносилось сквозь морок.
– Да, – неслышно проговорила благородная дама Ойген, покачиваясь, словно после многих бессонных ночей. Она что есть силы обхватила шею Лиса и прижалась к его груди. – Как хорошо! Я здесь.
– Другой бы спорил! Мне вон тоже неплохо. Главное, не отвлекайся, стой так и рассказывай, шо ты увидала там?
– Лицо.
– И все? Да ты знаешь, какие я лица видел?! Одно мое чего стоит: с утра в зеркале увижу, все – целый день внятной речи нет. У тебя еще вполне вразумительно причитать выходит, – стараясь добавить бравурности не на шутку встревоженному тону, обнадежил Сергей. – Может быть, попробуем еще раз?
– Нет, – девушка с силой помотала головой. – Ни за что! Я лишь сказала, что Эйа черного цвета, и оно чуть не убило меня.
– Ну, ну, – Лис погладил волосы боевой подруги. – Не рви душу. Нет, значит, нет. Будем думать, как одолеть врага нетрадиционной боевой ориентации традиционными методами. О, ты глянь, амулет-то чуть не расплавился. Вон, и платье на тебе прожег.
Глава 24
Нет ничего проще, чем осложнить себе жизнь.
Джесси Джеймс
Пипин неистовствовал. Бароны, заполнявшие его шатер, склонили головы, стараясь не глядеть на взбешенного предводителя. Их совсем не радовала обстановка военного лагеря, куда они примчались на зов могущественного геристальца. Обнесенный по римскому образцу частоколом и рвом, он располагался в широком поле. Все, кто откликнулся на призыв и приехал сюда, разбивали шатры, ставили коновязи, разводил костры и вешали большие закопченные котлы, вокруг которых собирались пешие отряды.