Я исповедуюсь - читать онлайн книгу. Автор: Жауме Кабре cтр.№ 142

– Мужчина, который хотел продать мне финики. Его зовут Али Бахр.

– Почему он это сделал?

– Спросите об этом его. Я не знаю.

– Кто ты такая, чтобы указывать мне, что я должен делать!

– Простите, почтенный кади, – произнесла она, опуская голову еще ниже. – Но я не могу знать, почему он это сделал.

– Ты его завлекала?

– Нет. Никогда! Я скромная женщина.

Повисла тишина. Кади внимательно смотрел на девушку. Наконец она подняла голову и сказала: я знаю. Он хотел украсть у меня украшение, которое я носила.

– Какое?

– Медальон.

– Покажи мне его.

– Не могу. Он украл его. А потом изнасиловал меня.

Добрейший кади, когда Али Бахр предстал перед ним вновь, терпеливо дожидался, пока уведут женщину. Едва близнецы закрыли за ней дверь, он тихо спросил: что за медальон ты украл, Али Бахр?

– Медальон? Я?

– Ты не крал никакого медальона у Амани?

– Лгунья! – И он поднял руки. – Обыщите меня, кади!

– Так, значит, это ложь?

– Бессовестная ложь! Нет у нее никаких украшений, только шампур, чтобы всаживать его в тело тому, кто в ее доме прерывает разговор, дабы совершить молитву зухр или ахр, я уж не помню точно, когда это случилось.

– Где шампур?

Али Бахр вытащил из-под одежды шампур, который он носил с собой, и подал его на вытянутых руках, словно подносил дар Всевышнему.

– Вот с ним она на меня напала, добрейший кади.

Кади взял в руки шампур, из тех, на которые насаживают куски ягнятины, рассмотрел его и кивком приказал Али Бахру выйти. Он сидел задумавшись, ожидая, когда близнецы снова приведут к нему преступницу Амани. Он показал ей шампур:

– Твой?

– Да! Откуда он у вас?

– Ты признаешь, что шампур твой?

– Да. Мне же надо было защищаться от мужчины, который…

Кади обратился к близнецам, подпиравшим стену в глубине комнаты.

– Уведите эту падаль, – сказал он, не повышая голоса, утомленный обилием зла в мире.

Торговец Азиззаде Альфалати не должен был пролить ни одной слезы, ибо плакать из-за побиваемой камнями женщины – грех, оскорбляющий Всевышнего. Не мог он также выказать ни малейшего признака скорби, хвала Милосердному Богу. Не дали ему и проститься с дочерью, ибо, будучи человеком добропорядочным, он отказался от нее, узнав, что она позволила себя изнасиловать. Азиззаде закрылся у себя в доме, и никто так и не узнал, плакал ли он или беседовал с женой, умершей много лет назад.

И вот наконец первый камень, ни слишком маленький, ни чересчур большой, сопровождаемый криком ярости из-за боли в животе, которую Али Бахр чувствовал после преступного удара, попал в левую щеку этой шлюхи Амани. А она все голосила: Али Бахр меня изнасиловал и обокрал. Отец! Дорогой отец! Лут! Не бей меня, ведь мы с тобой… На помощь! Есть здесь хоть кто-нибудь милосердный? Но камень, пущенный ее другом Лутом, угодил в висок и наполовину оглушил ее, ведь она сидела в яме и не могла защищаться руками от ударов. А Лут был так же доволен своей меткостью, как Драго Градник. Камни полетели один за другим, ни слишком большие, ни чересчур маленькие, теперь их бросали двенадцать добровольцев, и лицо Амани стало красным, как губы некоторых шлюх, которые красят их, чтобы привлечь внимание мужчин и затуманить им голову. Али Бахр больше не кидал камни, потому что Амани замолчала и посмотрела ему в глаза. Она пронзила, проколола, пробуравила его взглядом, как Гертруда, точно как Гертруда, и боль в животе стала еще сильней. Теперь прекрасная Амани уже не могла плакать, так как один из камней выбил ей глаз. А здоровый и острый булыжник попал ей в рот, и девушка давилась собственными выбитыми зубами, но больнее всего было то, что все двенадцать праведных мужчин не переставая запускали в нее камни, и если кто-то промахивался, хоть и немного, то бормотал ругательства и старался следующим камнем попасть точно. А имена тех двенадцати праведных мужчин были: Ибрагим, Бакир, Лут, Марван, Тахар, Укба, Идрис, Зухаир, Хунайн, еще один Тахар, еще один Бакир и Махир, хвала Богу Всевышнему, Сострадательному и Милосердному. Азиззаде у себя в доме слышал выкрики двенадцати добровольцев и знал, что трое юношей были из их деревни и в детстве играли с его дочкой, покуда у нее не пришли месячные и ему не пришлось ее прятать от всех, хвала Милосердному. Когда же он услышал всеобщий рев, то понял, что его Амани после ужасных мучений умерла. Тогда он ногой толкнул табурет, и его тело рухнуло, подвязанное за шею веревкой для фуража. Оно дернулось в конвульсиях, и, прежде чем стихли крики, Азиззаде уже был мертв и искал свою дочь, чтобы проводить ее к далекой отсюда жене. Из безжизненного тела несчастного Азиззаде моча пролилась на корзину с финиками, так и стоявшую при входе в лавку. А на расстоянии нескольких улиц отсюда лежала Амани с переломанной слишком тяжелым камнем шеей – я ведь говорил вам, что не надо кидать такие большие! Вот видите! Она уже умерла. Кто его бросил? И все двенадцать добровольцев указали на Али Бахра, который больше не мог выдержать слепого взгляда этой шлюхи, смотревшей на него единственным глазом так, словно она мстила ему: Амани наградила его взглядом, от которого ему не удалось избавиться ни во сне, ни наяву. И еще я написал, что прямо на следующий день Али Бахр пришел к каравану купцов, направлявшихся в Александрию Египетскую, чтобы торговать с христианскими моряками, – ведь теперь город попал в руки англичан. Али Бахр выбрал того, кто показался ему самым решительным, и раскрыл перед ним ладонь, следя, чтобы за ними не подглядел никто из деревни. Купец проницательно взглянул на медальон, взял его в руки, чтобы рассмотреть получше. Али Бахр жестом призвал торговца быть осторожным, тот понял, и они зашли за лежащего верблюда. Вопреки законам и священным поучениям Корана купля-продажа интересовала Али Бахра. Купец тщательно осмотрел медальон и провел по нему пальцами, словно хотел почистить.

– Золотой, – сказал Али Бахр. – И цепочка тоже.

– Знаю. Но он краденый.

– Да ты что! Хочешь меня обидеть?

– Понимай как знаешь.

И купец протянул медальон прекрасной Амани обратно Али Бахру, но тот не захотел его взять, он качал головой и убирал назад руки, потому что от этого медальона у него жгло все нутро. Ему пришлось согласиться на мизерную цену, предложенную купцом. Когда Али Бахр ушел, купец по-прежнему рассматривал медальон. Христианские письмена. В Александрии оторвут с руками.

Он с удовольствием провел по нему пальцами, как будто стремясь очистить от налипшей грязи. Затем, поразмыслив минуту, отодвинул масляный светильник, который прежде взял, чтобы лучше разглядеть медальон, и сказал, глядя на молодого Брочу:

– Мне этот медальон знаком.

– Это… это Богоматерь Моэнская, кажется.

– Пресвятая Дева Пардакская. – Он перевернул медальон, чтобы юноша смог увидеть другую сторону. – Из Пардака, видишь?