Я исповедуюсь - читать онлайн книгу. Автор: Жауме Кабре cтр.№ 122

– Это ты сейчас к чему?

– Всем плевать на то, что я пишу.

– Слушай, ты же сам только что сказал, что…

– А сейчас я тебе говорю, что всем плевать на то, что я пишу.

– А тебе самому?

Бернат посмотрел на него с недоверием. Он что, издевается?

– В этом вся моя жизнь.

– Не думаю. Ты ставишь слишком много фильтров.

– Я был бы счастлив хоть когда-нибудь понять тебя.

– Если бы ты писал так, как играешь на скрипке, ты был бы великим писателем.

– Какую глупость ты сейчас сказал! Мне скучно играть на скрипке.

– Ты не хочешь быть счастливым.

– Ты говорил, что это не обязательно.

– Ладно. Но если бы я мог играть на скрипке, как ты, я бы…

– Да ничего бы ты не сделал.

– Что с тобой? Вы опять поссорились с Теклой?

– Она не захотела прийти.

Дело усложнялось. Что мне на это ответить?

– Пойдем к нам.

– Может, поужинаем где-нибудь?

– Дело в том, что…

– Сара тебя ждет.

– Ну, я сказал ей, что… Да, она меня ждет.

Такова история Берната Пленсы: мы дружим уже много лет. Уже много лет он завидует мне, потому что не может понять, какой я на самом деле; уже много лет я восхищаюсь тем, как он играет на скрипке. И время от времени между нами происходят грандиозные ссоры, как между отчаявшимися любовниками. Я люблю его, но не могу не говорить, что он пишет плохо, неинтересно. С тех пор как он начал давать мне свои рукописи, он опубликовал несколько очень плохих сборников рассказов. И хотя Бернат совсем не глупый человек, он не может понять, что если его произведения никому не нравятся, то это, вероятно, не потому, что все вокруг не правы, а потому, что его рассказы совсем неинтересны. Совсем. И у нас с ним всегда один и тот же разговор. А его жена… Не могу поручиться, но мне кажется, что жить с Бернатом должно быть трудно. Он входит в концертино городского оркестра Барселоны. Вместе с несколькими товарищами играет камерную музыку. Чего еще желать? – спросит большинство смертных. Но он с ними не согласен. Дело в том, что он, как и все смертные, не умеет разглядеть счастья рядом, потому что его глаза ослеплены счастьем недосягаемым. В Бернате много того, что так свойственно людям. А я не смог пойти с ним поужинать, потому что Сара грустит одна дома.

Бернат Пленса-и‑Пунсода, очень хороший музыкант, упорствующий в том, чтобы искать несчастья в литературе. От этого нет прививки. И Али Бахр посмотрел на группу играющих детей, укрывшихся от солнца в тени стены, что отделяет сад Белого осла от дороги, которая ведет из Аль-Хисвы в далекий Бир-Дурб. Али Бахру только что исполнилось двадцать лет, и он не знал, что одна из играющих девочек, которая сейчас визжала, убегая от мальчишки с ободранными коленями, была Амани, та самая, что через несколько лет станет известна на всей равнине как Амани-красавица. Он ударил осла палкой, потому что через пару часов должен был быть дома. И чтобы дать выход своей силе, Али Бахр взял с дороги камень, не слишком большой и не слишком маленький, и, замахнувшись, с силой швырнул его вперед, словно показывая ослу правильную дорогу.

О судьбе «Плазмы» Берната Пленсы в двух словах можно сказать следующее: ни одного отклика, ни одной рецензии, ни одной критической статьи, ни одного проданного экземпляра. По счастью, ни Бауса, ни Адриа, ни Текла не сказали ему: вот видишь, мы тебя предупреждали. А Сара, когда я рассказал ей об этом, сказала мне: трус, ты должен был быть там и изображать публику. А я: это было бы для него унизительно. А она: нет, он чувствовал бы дружескую поддержку. И жизнь продолжилась.

– Это кампания против меня. Они хотят, чтобы я был незаметным, чтобы меня не было.

– Кто?

– Они.

– Ты нас познакомишь?

– Я не шучу.

– Бернат, тебя никто не ненавидит.

– Еще бы. Они наверняка даже не знают, что я существую.

– Скажи это публике, которая аплодирует тебе после концерта.

– Это другое – мы тысячу раз об этом говорили.

Сара слушала их молча. Вдруг Бернат посмотрел на нее и слегка обвинительным тоном спросил: а ты что думаешь про мою книгу? То есть он задал ей вопрос, тот единственный вопрос, я думаю, который автор не может задавать безнаказанно, потому что всегда есть риск получить ответ.

Сара вежливо улыбнулась, а Бернат поднял брови, ясно давая понять, что имеет неблагоразумие настаивать.

– Я ее не читала, – ответила Сара, не отводя глаз.

И добавила уступку, которая меня удивила:

– Пока не читала.

От удивления Бернат застыл с раскрытым ртом. Ты никогда ничему не научишься, Бернат, подумал Адриа. В тот день он понял, что Бернат безнадежен и всю жизнь будет при каждой возможности наступать на те же грабли. Бернат тем временем, не отдавая себе отчета в том, что делает, осушил полбокала великолепного вина из региона Рибера-дель‑Дуэро.

– Обещаю вам, что перестану писать, – заявил он, отставляя бокал; я уверен, что он хотел заставить Сару почувствовать себя виновной в неоказании помощи.

– Посвяти себя музыке, – сказала ты с улыбкой, в которую я до сих пор влюблен, – и все получится.

И сделала глоток вина из пурро. Пить риберу-дель‑дуэро из пурро! Бернат посмотрел на тебя с раскрытым ртом, но промолчал. Он был совершенно сбит с толку. Наверняка не заплакал только потому, что рядом был Адриа. В присутствии женщины, даже если она пьет вино из пурро, плакать легче. В присутствии мужчины это обычно не доставляет удовольствия. Но вечером состоялась первая серьезная ссора с Теклой: Льуренс круглыми от ужаса глазами наблюдал из своей постели, как отец мечет громы и молнии, и чувствовал себя самым несчастным ребенком в мире.

– Разве я много прошу, черт возьми! – рассуждал Бернат. – Только чтобы ты снизошла прочитать мои рассказы. Это все, что мне нужно!

Переходя на крик:

– Это что, слишком много? А? А?

И тут на него напали сзади. Льуренс, босой, в пижаме, в ярости вбежал в столовую и набросился на отца, когда тот говорил: я не чувствую никакой поддержки своего творчества. Текла смотрела в стену, словно видела на ней свою собственную карьеру пианистки, прерванную беременностью, и чувствовала себя глубоко оскорбленной – понятно? Глубоко оскорбленной, потому что как будто единственное, что мы должны делать в жизни, – это восхищаться тобой. И тут на него напали сзади: Льуренс обрушил кулаки на отцовскую спину, словно на боксерскую грушу.

– Кто тут еще! Прекрати немедленно!

– Не кричи на маму!

– Иди спать, – приказала Текла, сопровождая свои слова взглядом, призванным выразить солидарность, – я сейчас приду.