Княжья Русь - читать онлайн книгу. Автор: Александр Мазин cтр.№ 59

Нельзя сказать, что Сергею и его детям эта обязанность была в тягость. Тот же Богуслав с удовольствием обменял бы тихую молитву на воинские танцы у Перунова идола. Играющие на стали отблески факелов куда веселей мягких свечных бликов на серебряной чаше. Да и Волоховы игры ему очень даже по нраву.

Но обидеть родичей Богуслав не смел и не хотел.

Женщина с ними была одна — жена Артёма княгиня Доброслава.

Статная, белокожая и светлокосая, ростом не ниже своего мужа, с лицом строгим и властным, по-своему красивым — для тех, кому нравятся женщины Севера. С мужниной родней Доброслава держалась правильно: со старшими — скромно, с равными — ровно. Теплоты в княгине было не много. Женской сладкой слабости — и вовсе никакой.

Рядом с ней Лучинка, которую Славка все-таки ввел в дом, хотя и на непонятных пока правах, казалась тонкой березкой подле каменной глыбы.

Глыба эта березку в упор не видела.

Обидевшемуся было за Лучинку брату Артём объяснил: для Доброславы важно точное понимание: кто есть кто. А тут… С одной стороны, девка безродная, хотя и вольная, не холопка. С другой — главной хозяйке Сладиславе — первая помощница.

С этой стороны, кстати, у Лучинки хорошо получилось — Славка боялся: не примет девушку мать. Она бы и не приняла (не такой виделась ей подруга Богуслава), но жестокая судьба и, главное, то, что Лучинка тоже лекарка, — мягчило Сладиславино сердце. И месяца не прошло с тех пор как вернулся Славка, и в их доме появилась… ключница не ключница, но помощница, облеченная доверием настолько, что для челяди ее слово стало таким же значимым, как и слово госпожи.

И с остальными родичами Лучинка подружилась легко. К примеру, парс Артак сразу взялся учить ее всякой книжной мудрости. И в городе слава кое-какая у Лучинки появилась. Во всяком случае к роженицам ее звали нередко и иной раз более охотно, чем Сладиславу. Знали, то Лучинка кланяется старым богам, а значит, и Род, и роженица, и щедрая Мокошь к ней благосклонны. Язычников же на Горе (не говоря уже о всем Киеве) было много больше, чем христиан.

— Ты и сам-то определись, — сказал брат Славке. — Кто тебе эта девка? Наложница?

Славка мотнул головой, даже порозовел слегка. Признаться, что и не спал с Лучинкой ни разу? То есть спал, но… просто спал.

Артём знал своего брата достаточно, чтоб угадать несказанное.

— Любишь ее?

— Не знаю, — честно ответил Славка.

— Значит, не любишь, — решил брат. — Любил бы — знал. Жаль.

— Почему? — насупился Славка.

— Потому что она тебя точно любит.

— Откуда знаешь?

— Глаза, чай, есть. Жаль. Славная девушка. И Матери — помощница.

— Матушка всё равно жениться не позволила бы — . покачал головой Славка, который тоже об этом думал. — Она же язычница.

Пожалуй, только вера и разделяла матушку Сладиславу и Лучинку. Никак не желала девушка принять Святое Крещение, хотя приняла бы — и стала бы в роду совсем своей.

— Ну это дело поправимое, — усмехнулся Артём. — Ты, главное, для себя реши, а остальное сладится. Владимиру только ее не показывай, не надо.

Это Славка и сам понимал.

Оправившись от несчастий, приодевшись и принарядившись, Лучинка превратилась в настоящую красавицу. Такую показать великому князю — всё равно что голодному волку кусок мяса к пасти поднести.

Умница и красавица. Вдобавок — любит. А что приданого за ней нет, так разве это остановило бы Славку?

Что же тогда?

А то, что есть причина, которая и мешает Славке определиться. И имя ее — Рогнеда. Вот кто крепко засел в Славкином сердце.

Так что ехал сейчас сотник на княжий пир не просто радостно, а — с предвкушением: на пиру ведь непременно будет присутствовать она. Водимая жена великого князя Рогнеда Роговолтовна.

Рогнедушка…

Кто из них Славке дороже? Трудно их сравнивать. Лучинка — это как рубаха из шелка. Легко и коже приятно. А Рогнеда… В ней тяжесть и твердость панциря. Хотя, скорее, наоборот. С такой полюбовницей никакой панцирь не спасет. Узнает князь, ой худо будет! И поделом!

Славка широко улыбнулся.

С тех пор как Славка привез княгиню в город, им удалось лишь дважды остаться наедине, да и то — мельком. Сорвать быстрый поцелуй, обменяться двумя-тремя нежными фразами…

Рогнеда — боялась. Княгия весьма дорожила своим высоким креслом на женской стороне княжьего стола. Славка чуял ее страх и угадывал, что этот страх возбуждает Рогнеду. Чем опасней, тем жарче ее объятия. Так сложилось у них с последней ночи осажденного Полоцка.

Что же до Славки, то он не то чтобы боялся… Он даже и представить не мог, что их могут раскрыть. Какой стыд придется пережить, если их связь откроется. А возможно, и не только стыд… Убивать его Владимир не станет, но из дружины выгонит наверняка. И на весь род Богуслава ляжет пятно… А вот Рогнеду муж может и убить. Есть у него на то право…

Под эти злодейские мысли Славка миновал широко распахнутые ворота Детинца.

Двор кишел народом, а выставленные прямо на снегу длинные столы ломились от яств. Вся младшая дружина и приглашенные из простых веселились здесь. Дворня с ног сбилась, поднося бочонки. Над дюжиной костров вертелись, источая вкусный дух, мясные туши, пеклась на угольях рыбка, черпались ковшами из бочек моченые ягоды, соленые и маринованные грибы, прочая добрая снедь…

Развеселые (у всех праздник!) холопы волоком утаскивали упившихся к шатрам и сбрасывали на грязные овечьи шкуры. Из этого угла изрядно попахивало нужником, но упившимся всё равно. Проспятся, умоются колодезной водичкой, переоденутся (при надобности) и снова за столы. Все равно было и тем, кто, зарывшись под теплые меха, блудил с дворовыми девками.

Гридни Сергея сами свели коней в стойла (пьяным конюхам доверия нет) и, отпихивая ногами ленивых обожравшихся псов, поспешили к столам.

Сергей с родичами чинно двинулись к терему. Их места — за княжьим столом.

Но места — разные. Боярин Серегей — туда, где расположилось киевское боярство. Важные бородачи в высоких шапках потеснились, уступая место повыше. Князь-воевода Артём, устроив Доброславу на женском конце, сел поближе к великому князю. Между ним и Владимиром — лишь двое. Ярл Сигурд и… Сергей прищурился, узнавая…

Ничего себе! Эко вымахал! По левую руку от Сигурда — его племянник, сын нурманского конунга Олав Трюггвисон. Еще год назад он макушкой дяде до плеча не доставал, а ныне вытянулся на добрую пядь. Правда, настоящей мужской мощи еще не набрал, но порода уже видна. Ручищи не меньше, чем у самого Сергея. И красавец редкий: кудри белокурые, глаза синие, лицо так и сияет юным мужеством. Истинно, сын конунга. Правда, без земли.

Сергей кивнул служке, чтобы тот наполнил чару. В тереме вкусы боярина были известны, потому в серебряную емкость полилось красное ромейское вино.