Цена империи - читать онлайн книгу. Автор: Александр Мазин cтр.№ 16

Комозик, разумеется, не был трусом. И, разумеется, он знал, что Коршунов – не бог весть какой фехтовальщик. А он, рикс герулов, признанный поединщик. Настолько признанный, что за последние несколько лет лишь один воин осмелился бросить ему вызов. Вынужден был бросить ему вызов. Воином этим был «мирный» вождь герулов, тоже боец изрядный. Вернее, был изрядным бойцом, пока Комозик его не прикончил. То есть у рикса герулов не было совершенно никаких причин опасаться поединка с Коршуновым. Но вероятно, услышал Комозик в голосе Алексея что-то такое или в глазах прочитал… Все-таки Комозик был рикс, следовательно, обладал и интуицией, и умением разбираться в людях. Возможно, он вспомнил, что Аласейа-Небесный Герой в гневе мечет пламя… или сообразил, что своими словами Коршунов связал свою жизнь с четырьмя другими, и убей сейчас Комозик Алексея, на него тотчас обрушится совокупный гнев гепидов и готов. (Боранов, в связи с их малочисленностью, можно пока в расчет не принимать. Пока…) А возможно, вспомнил, что Аласейа – не сам по себе, а дружинник Одохара, а Одохар вряд ли спокойно отнесется к убийству своего дружинника. В общем, заколебался рикс герулов… но ему очень не хотелось «потерять лицо»…

Помог Травстила.

– Клятва священна! – прогудел кузнец, перекрыв прочие голоса. – И родство священно! Так повелели боги! Дайте ему дорогу!

И, слегка отодвинув в сторону вождя герулов, подошел к Коршунову, подставил сцепленные руки для опоры:

– Езжай, Аласейа! – И, вполголоса: – Надеюсь, ты сумеешь вернуться…

– Конечно я вернусь! – Коршунов оттолкнулся от ладоней кузнеца и взлетел в седло «запасного» коня. – Я вернусь! (Ласковая улыбка – Анастасии, уверенная – Одохару.) И я вернусь не один! – Коршунов ударил каблуками сарматского жеребца, послав его прямо в толпу. – Дорогу!

И толпа раздалась, пропуская «исполнителя воли богов».

Теперь Коршунов видел их всех: тысячи обращенных к нему лиц, молодых и постарше, бородатых и безбородых, раскрашенных, татуированных, суровых, ожидающих…

Ему показалось: позови он их за собой – пойдут не задумавшись. Но – не сейчас. Сейчас он поедет один. Но когда вернется…

– А на коне он сидит все равно как пес на борове, – проворчал Кумунд, обидевшийся за своего рикса. – Эх! Мне бы такого коня! Да я бы на таком коне… А этот Аласейа…

– Этот Аласейа, Кумунд, метит прямо в риксы! – перебил друга Скулди. – И станет риксом, если его не убьют. И тогда мы с тобой, друг, хлебнем из чаши его удачи! А кони сарматские хороши, – добавил он после паузы. – Тут ты прав. Чудо, а не кони!

В шатер заглянул сармат-охранник: плоское, выдубленное солнцем лицо, жидкая бородка на крепкой челюсти:

– Ачкам! Аланский знахарь пришел. Что сказать?

– Пусть уходит, – бросил вождь сарматов. – Не надобен.

Разумеется, Коршунов его не понял. По тону догадался. Впрочем, ему было не до местных знахарей. Он уже вогнал в бедро несчастного парнишки четыре кубика разных «космических снадобий» и думал, что бы еще такое заправить. Оно конечно, в медицине Коршунов – не профи. Но ведь есть инструкция…

Ачкам наблюдал за действиями новоявленного лекаря с большим интересом. Особо заинтересовался иголками. Ну да, одноразовые шприцы в сарматском обиходе отсутствовали.

– Это – сжечь! – строго произнес Коршунов. – В них – болезнь!

Скуба перевел, и Ачкам, не без сожаления, отложил шприцы.

Коршунов уселся по-турецки на войлок около больного. Прикрыл глаза. Устал, однако. Беспокойная у него жизнь в последнее время… сейчас бы выбраться на бережок этой речки, где песочек помягче да камышей поменьше, выкупаться… вместе с Настенькой… Хрена лысого тут можно спокойно выкупаться! Только расслабишься, глядь, а вокруг уже толпятся такие вот… любители острого. Есть такое острое восточное блюдо – ножом по горлу.

«Домой хочу, – подумал он с тоской. – К дивану и телевизору!»

Но тут вспомнилось вдруг, как ехал он сегодня между воинами, и чаще забилось сердце. Да, там , в прошлом-будущем, с ним такого никогда не случилось бы. Никогда…

Он открыл глаза и обнаружил, что «космические снадобья» сделали свое дело. Больному явно полегчало: задышал ровнее, вроде бы даже жар спадать начал.

Ачкам поднялся. Неторопливо приблизился к сыну, потрогал щеку, наклонившись, понюхал распухшее бедро. Выпрямился, крикнул что-то тем, кто снаружи.

Коршунов вопросительно поглядел на Скубу – тот пожал плечами: не понял.

Прошло еще около часа. В молчании. Состояние укушенного парнишки улучшалось на глазах. Наконец он пришел в себя. Открыл глаза, пробормотал:

– Атей… [4]

Ачкам подошел к нему, произнес негромко что-то успокаивающее, погладил по щеке.

Отогнув полог шатра, бросил что-то вроде: къю-ут.

Через минуту появился сармат с кувшином, двумя чашами и подносом, на котором лежала коричневая горка чего-то, напоминавшего муку.

Ачкам собственноручно рассыпал «муку» по чашам, залил белой жикостью из кувшина, вероятно молоком, размешал пальцем.

– Ты – настоящий человек, – перевел Скуба. – Назови свое имя.

– Аласейа, – ответил Алексей. Готский вариант имени показался ему здесь более уместным.

– Ты спас моего сына, Аласейа, – торжественно произнес сарматский вождь. – Прими мою благодарность! – и протянул одну чашу Коршунову.

Отказаться было нельзя. Алексей принял чашу, приложился. Нет, это было не молоко. Что-то кисловатое, слабоалкогольное. А «порошок», как выяснилось впоследствии, был именно мукой. Только смолотой не из обычных зерен, а из зерен, предварительно обжаренных в оливковом масле. Вкус у «супчика» был специфический.

– Проси, что хочешь получить, – перевел Скуба. – Тебе не будет отказа.

– Две вещи, – сказал Коршунов. – Этого достаточно. Первая – свобода моих друзей. Вторая – твоя дружба.

Ачкам покачал головой.

– Твои друзья получат свободу, – последовал ответ. – Но в дружбе я тебе откажу. Потому что завтра ты и я встретимся в битве.

Теперь уже Коршунов покачал головой.

– Битвы не будет, – сказал он. – Я не хочу воевать с тобой. Я хочу воевать с Римом. Присоединяйся!

– Ты храбр, – произнес ачкам. – Но воевать с Римом – нелегко. Лучше бы тебе воевать не против Рима, а за Рим я это знаю, потому что воевал за Рим. Рим платит золотом тем, кто доказал свою доблесть. Даже, – губы сармата презрительно искривились, – аланам.

– Понимаю, – кивнул Коршунов. – Но как лучше доказать свою доблесть, если не в битве?