Призраки кургана - читать онлайн книгу. Автор: Денис Чекалов cтр.№ 12

Впрочем, в руках Снежаны, когда она повернулась ко мне, была большая, порядком обтаявшая льдинка. Перейдя на сильфидский язык — особо нежный и мелодичный, а потому более других подходящий для угроз, связанных с физической расправой, — амазонка подробно расписала мое с этой сосулькой совместное будущее.

Не желая шокировать читателей, среди которых могут оказаться пикси или же монахи света, — скажу лишь, что это общение обещало быть гораздо более тесным, чем мне бы того хотелось.

— Спасибо, что позволили нам воспользоваться своей юртой, дорогой гоблин, — обратился я к нашему хозяину, спеша развеять любые недоразумения прежде, чем они успеют сгуститься и поглотят нас с головой. — Разумеется, она нужна нам всего лишь для очень простого и совершенно безопасного заклинания.

Гоблин изрядно скис — по его морщинистой рожице стало ясно, что он ожидал нечто совершенно иное, хотя нередко тоже разгуливающее в компании со словом «безопасный».

Он бросил на Снежану пару осуждающих, но унылых взглядов, — какие всегда бывают у парня, которого развели на ужин, но этим и ограничились. Затем он мрачно посмотрел на меня, давая понять, как близко подобралась ко мне кармическая расплата.

— Ну что же, — произнес гоблин, неожиданно, хотя и вполне объяснимо, став ужасно сварливым. — Надеюсь, огненных шаров кидать мне не будете. Были тут давеча, трое репликантов, обещались костер устроить магический, — вместо, понимаешь, оплаты, — так чуть большую юрту мне не спалили.

Трактирщик погрозил пальцем неведомым репликантам, и стало ясно, что он, мягко выражаясь, не зря чистил нос, но зря не вымыл после этого руки.

— Будто не знают, из чего юрты делают! Это же все ууки, ууки.

Гоблин простерл лапу куда-то вверх — то ли призывал в свидетели богов Ледяной пустыни, то ли указывал на потолок юрты.

— Кто? — спросила Снежана.

— Деревянные жерди, которые поддерживают каркас, — пояснил я.

— Да, а сверху войлок натянут, в четыре слоя, должен заметить. Обычно в два делают, только у нас в степи мороз и железо рвет, и птицу на лету бьет. Поэтому в четыре. А сверху жиром, значит, чтобы ни дождь, ни снег не прошел. Впрочем, какое там, когда у нас дождь-то был, тьфу…

Разочарование сделало его весьма бранчливым — веская причина, чтобы не разочаровывать людей.

Я заверил гоблина, что его жилище не пострадает, — да и нет более простого заклинания, чем телепортация, если у вас с собой есть зачарованный камень. Их без опаски могут использовать даже гномы, а им, как известно, лучше не давать в руки волшебных палочек.

Подняв глаза, я взглянул на круглое отверстие в крыше юрты — «шанырак», верный часовой, он стережет покой степного дома, выводит наружу дым от очага, впуская внутрь свежий воздух и солнечный свет.

Из бокового кармана я вынул заговоренный динар с четырехгранной дырой в середине, — такими их чеканят во многих странах затем, чтобы нанизывать монеты на нитку. Потом из другого я достал драгоценный камень — хранить их надо раздельно, чтобы случайно не совместились.

Иначе вас забросит так далеко, что вы вряд ли успеете в гости к тетушке на праздник Поющей репы. Впрочем, есть вероятность, что значительная часть вашего тела все же останется дома — а это вряд ли порадует и вас самих, и того, кому придется примывать вашу кровь и собирать внутренности.

Я вновь поднял голову, стараясь уловить крошечный кусочек неба за свинцовым плетением туч. Далекое солнце, отмеченное прикосновением багряных вампиров, должно было указать нам путь на Камышовую реку — туда, где в крепости орков хранился череп Всеслава.

Сообразив, чем именно я занят, гоблин страшно забеспокоился и, хватая меня за края магической мантии, принялся верещать. Он слагал эпическую сагу о чае, который стоит немалых денег, о месте на войлочных коврах, а также об особой награде, обещанной ему за право посетить его юрту.

Слезы наворачивались при мысли о том, какой великий бард погибал в этом трактирщике. По его словам можно было решить, что мы задолжали ему разве что не стадо слонов, каждый из которых нагружен сундуками с сокровищами.

Впрочем, скорее всего, именно с ремесла бродячего сказителя он и начал свою стремительную карьеру, пока не накопил денег на постоялый двор.

Я дал ему золотую монету, и он припал к ней, как мать к новорожденному младенцу. Захлебываясь словами, он благодарил нас за щедрость и подвывал так, словно мы были братьями, обреченными навсегда расстаться.

Приглядевшись в полутьме, я понял, что по оплошке дал ему монету в два раза крупнее, чем собирался, — меня подвел полумрак юрты и коварная харденская чеканка. Известно, что в этом городе динары делают из чистого мифрила, а оттого по весу и форме они так похожи на золотые.

Ощутив под заскорузлыми пальцами такое богатство, гоблин сообразил, что сейчас сокровище у него отнимут, и потому теперь заходился воем.

Я утешил гоблина, сказав, что он может оставить монету себе, и трактирщик, поспешно спрятав ее в потайной карман, принялся шмыгать носом и громко икать, пытаясь совладать с навалившимся счастьем.

Держа заговоренный динар между большим и указательным пальцами, — напомню, что он ни в коем случае не должен касаться вашей ладони, если, конечно, вы не хотите потом два месяца ходить с облезлыми крыльями вместо рук, — я осторожно вставил в четырехгранное отверстие драгоценный камень.

Гоблин отступил подальше, насколько позволяла узкая юрта, — он не собирался отправляться в путь вместе с нами. Золотой столб света вспыхнул в центре его жилища, переливаясь алмазными волнами, и через мгновение я услышал, как журчит Камышовая река, играя с прибрежными камнями.

1

Мы шагнули в весну, на берег реки, широкой и спокойной, текущей меж пологого берега, изрезанного рукавами и поросшего высоким камышом, обрывистого и нависающего над водной гладью.

Над зарослями, высокими столбами, то неподвижными, то враз неизвестно почему падающими, кружилась мошкара — вероятно, неподалеку расстилалось болото, едкой зеленью с водяными прогалинами, скрытое шуршащей стеной тонких гладких стеблей с коричневыми длинными макушками.

На тихую воду выплывали дикие утки, сторожко оглянувшись, ныряли в глубину, лихо болтая в воздухе лапами и вздымая к небу перышки хвоста.

В голубой выси парил коршун, высматривая в реке серебристое рыбье тело, из почти невидимого на горизонте леса слабо доносился голос кукушки, отсчитывающей годы чьей-то жизни.