Апельсиновый сок - читать онлайн книгу. Автор: Мария Воронова cтр.№ 15

Веронике сказали, что с таким заболеванием легких можно жить долго, но контакт с ядерным реактором подорвал Костин иммунитет. «А еще была ночь на улице в мокрых ботинках!» – мысленно добавила она.

Отец и Надя никак не откликнулись на ее горе. Они не знали, что она запирается в ванной в тщетной надежде заплакать. Не знали, что она мечтает умереть и злится, будучи не в состоянии наложить на себя руки. Лишь иногда Надя делала ей замечание за «кислый вид».

Если бы только она могла поделиться с Надей! Рассказать, что умер ее любимый, человек, без которого она не представляла жизни. Может, ей стало бы легче. Увы, говорить с Надей она не умела, а все ее нынешнее окружение состояло из мужчин и молодых людей, перед которыми она не считала возможным изливать душу.

Но Костины друзья поддерживали ее как только могли. То подкидывали готовый реферат по истории или химии, то доставали дефицитные учебники, то тащили с собой в кино.

Пожилые доктора тоже сочувствовали ей, предлагали уладить проблемы с работой и летней сессией. В медицинском институте каждое пропущенное занятие нужно было отрабатывать, иначе не допускали к экзаменам, а у Вероники с болезнью и смертью Кости накопилось немало долгов.

Преподавательница биологии, недолюбливавшая ее, намекала на академический отпуск, но Смысловский, позвонив на кафедру, решил и этот вопрос.

Генерал принимал самое живое участие в Вероникиной судьбе. Сам он уже почти не оперировал, но, бывая в приемном покое или оперблоке, всегда отвечал на робкое приветствие Вероники и справлялся о ее делах. Иногда спрашивал что-нибудь по специальности и не скрывал радости, когда Вероника отвечала правильно.

Сессия прошла, почти не затронув ее сознания. Этому поспособствовал Смысловский – никто из преподавателей не спрашивал с нее строго.

Летнюю практику Вероника проходила в академии. Она работала каждый день с утра и до глубокого вечера и была уже в состоянии радоваться тому, что ее ценят сотрудники и пациенты. Тяжелый изматывающий труд был своего рода примочкой, немного успокаивающей боль в ее незаживающей ране.

В один из вечеров Вероника, собираясь домой, заметила свет в кабинете Смысловского. Это показалось ей странным, ведь генерал отдыхал на даче, да и нечего ему было делать в клинике летом, когда работало только отделение неотложной хирургии.

«Воры!» – решила Вероника. По молодости лет она не была допущена в святая святых, но подозревала, что в кабинете Смысловского есть чем поживиться. Какой-нибудь бронзовый чернильный прибор, картина девятнадцатого века…

В приятном возбуждении она толкнула тяжелую дверь. Страха не было, напротив, Вероника готова была к удару по голове – ведь после этого можно если не умереть, то остаться идиоткой, что ее вполне бы устроило.

– Ой, Иван Семенович! – пискнула она. – Извините.

Смысловский поднял глаза от огромного фолианта.

– А ты кого собиралась здесь увидеть, цыпленок?

– Я подумала, что ваш кабинет грабят.

Смысловский улыбнулся и встал, тяжело опираясь о дубовую столешницу. Кабинет был огромный, обставленный, наверное, еще до войны тяжелой, помпезной мебелью, – письменный стол, размерами и зеленой кожаной отделкой напоминавший деревенский аэродром, стол для заседаний, с пузатыми ножками, и стулья с кожаными сиденьями и спинками. Одна из стен была занята книжными шкафами, чередующимися с нишами, в которых стояли бронзовые бюсты великих медиков.

Смутившись, Вероника хотела уйти, но генерал вышел из-за стола и удержал ее за руку.

– Ты спешишь? Если нет, приготовь чаю. В приемной ты найдешь все необходимое. Я не обидел тебя такой просьбой?

– Что вы! Это честь!

– Какое там! – поморщился генерал. – Чай – обязанность секретарши, а ты доктор почти. Но моя Роза Степановна в отпуске, иначе я не стал бы затруднять тебя.

Вероника достала электрочайник, вещь редкую по тем временам, полпачки цейлонского чая и коробку рафинада. «Интересно, почему Роза Степановна, уходя в отпуск, не убрала продукты? Только крыс приваживает». Вероника сама удивилась, что думает о таких банальных вещах.

– Себе тоже, – сказал Смысловский, увидев, что Вероника достала только одну чашку. – Не люблю без компании, один я и дома чаю напьюсь.

Они устроились рядом на углу стола для заседаний, и Веронике вдруг пришло в голову, что, будь она обычным курсантом академии мужского пола, вряд ли удостоилась бы чести так вот запросто чаевничать бок о бок с генералом.

– Так ты, значит, воров не испугалась, – сказал Смысловский, энергично размешивая сахар. – Хотела нарваться на приключение, правда? Молчишь? Потому что возразить тебе нечего. Да, у меня тоже такое было, я сделку с Богом хотел заключить, пытался обменять боль душевную на боль физическую. Так не идет он на такие соглашения. Говорит: хочешь – терпи и то и другое, а от своего креста избавиться не пытайся. Послушай, деточка, а что ж мы с тобой голый чай пьем, когда у меня бутерброды есть?

Иван Семенович стремительно поднялся, взял старый-престарый портфель, похоже, плод греховной связи саквояжа и дамского ридикюля, долго там шуровал и наконец извлек на свет божий пакет с бутербродами.

Вероника выложила бутерброды на тарелку, подумав, что только мужская рука могла так толсто нарезать хлеб, так небрежно положить масло и так неровно накромсать колбасу.

– Кушай, цыпленок, а то выглядишь ты, прости старика, ужасно. Синяки под глазами, волосы как пакля. Ты не беременна ли, часом?

Как хотелось ответить «да»! Беременность была последней ее надеждой. Увы, в положенный срок Вероника убедилась, что ребенка у нее не будет.

– Вот и ладно. – Иван Семенович удержал готовую взбрыкнуть Веронику. – Ты скажешь сейчас, что мечтала о продолжении Костиного рода, мечтала увидеть в ребенке черты отца, что дитя было бы тебе единственным утешением. Все так. Но ты не думаешь, как тебе было бы тяжело поднимать его одной. Я не говорю о том, что вы не были официально женаты и ты не смогла бы даже зарегистрировать ребенка под Костиной фамилией. Дело в другом. Ты никому была бы не нужна с ребенком, а ребенок не был бы нужен никому, кроме тебя. Никто не орал бы тебе под окнами роддома, не делил бы с тобой бессонные ночи. А потом ты одна повела бы ребенка в школу… Нет уж, поверь моему жизненному опыту: хорошо, что Костя не оставил тебе ребенка. Ты удивляешься, почему я так откровенно с тобой говорю? Деточка, Костя был мне больше чем сын. Я четко понимал, что это – мой последний ученик. Ему я мог успеть передать то, что знаю, и я надеялся увидеть, как моя наука помогает ему стать великим хирургом, как зерно моего опыта в благодатной почве произрастает в прекрасное дерево. Ах, Вероника, как я надеялся увидеть это дерево, как мечтал дожить до Костиной зрелости! Я не надеялся, что он будет навещать старика с цветами и рассказывать о своих успехах, нет, мне было бы достаточно зайти в книжный магазин и увидеть там написанную им монографию. Когда вы стали встречаться, я вначале расстроился. Я думал, что ты будешь мешать ему работать. Но потом я увидел, как вы любите друг друга. Прости, не хотел сыпать тебе соль на рану.